Православный взгляд на ТМ, или жизнь после смерти

[Кто здесь]

http://www.youtube.com/watch?v=4mvzDXOF9HI
О смысле смерти человека. протоиер. Дмитрий Смирнов. 4 мин 25 с


Почему нам посылаются скорби и болезни
http://www.youtube.com/watch?v=lArqHDFU2Jc

[Кто здесь]

В преддверии Пасхи-

Души умерших праведников и грешников до Нового Завета находились в аду, но ад праведников был отличен от ада грешников, ибо праведники находились в месте, которое называлось лоно Авраамово, как говорит Христос в притче о богаче и Лазаре. После Распятия Христа праведников Христос вывел из ада в Рай, а нераскаянные, не верующие грешники остались в аду.

"...Первым, кто попал в рай, был разбойник. И первым, кто попал в ад, был апостол Христов. И то, как это всё происходило, — для нас великий урок. Поэтому человеку никогда нельзя ни отчаиваться, ни ставить крест на другом. "
---

[Кто здесь]

С наступающей всех Пасхой!!!!

[Кто здесь]

Нет ее, смерти. Есть жизнь здесь и там!

28 августа 2014 г.

Протоиерей Павел Великанов, главный редактор портала Богослов.ру и настоятель храма св. Параскевы Пятницы в Сергиевом Посаде отвечает на сложные вопросы Анны Даниловой, редактора Правмира - о жизни, смерти, и смысле.

Бог никого не подставляет. Никогда

Смысл смерти

- Отец Павел, что вообще такое смерть? Вот был с тобой только что человек, смотришь на фотографии, на видеозаписи – и он такой живой, родной, близкий – как так может случиться, что его не стало? Невозможно поверить в то, что его вообще нет. Но ведь его с нами в этом мире именно что совсем нет. А что оно там происходит –кто же на 100% знает…

«Если Христос не воскрес, тщетна вера наша», – говорит апостол Павел. Если все наши «активы» здесь, в этом материальном мире – мы уже банкроты: смерть обнулит наши счета, какими бы огромными или же ничтожными они ни были. Поэтому смерть – это определенный «момент истины» жизни, то, что утверждает её значимость и ценность – как бы парадоксально это ни звучало.- Здесь пролегает граница между верой и неверием, между открытостью к Богу и мнимой самодостаточностью. Религиозная вера, а христианская особенно, по сути есть выход из тупика смерти.

«Блажен путь, в оньже днесь идеши душе, яко уготовися тебе место упокоения» – или же, напротив: «Смерть грешника люта». Правильно сказать, что смерть – это венец всей жизни. Именно поэтому мы на каждом богослужении неоднократно просим о мирной кончине нашего жития, непостыдной, безболезненной, и добром ответе на Страшном Суде Христовом.

При этом в христианстве нет никакого «культа смерти», как это встречается в различных субкультурах и сектах. Нет никакой «романтизации» смерти: она глубоко противоестественна для человеческой природы, это всегда боль, плач, горе человеческое – но снова и снова побеждаемое Христом в Его Церкви. Как и роды: этот процесс никогда не бывает приятным и комфортным, но результат его несопоставим со страданиями и болью: новый человек родился в мир!

Это ощущение рождения умирающего в новую жизнь прекрасно выразил Б.Пастернак:

«…Кончаясь в больничной постели, Я чувствую рук Твоих жар: Ты держишь меня как изделие, И прячешь, как перстень, в футляр».

Смерть – это действительно таинство перехода, таинство рождения в вечность. Немного в нашей жизни моментов, когда любым человеком, вне зависимости от его мировоззрения, веры, праведности, ощущается явным образом прикосновение вечности, выход за пределы видимого. И, думаю, умиранию и смерти здесь принадлежит первое место. Особенно остро это ощущается близкими людьми: когда приходит очевидное понимание, что близкого человека в этом теле уже больше нет – и в то же самое время он жив, он есть, в определенном смысле он стал гораздо ближе к своим родным, нежели чем когда жил в теле. Предкопочитание, в той или иной мере присущее практически всем религиозным культурам, отражает очевидную истину: близкие уходят от нас, из нашего мира – но никуда не исчезают.

Насчет «кто знает на 100% что там происходит» – а разве в этом мире мы многое знаем на 100%? В собственной душе разобраться не можем, сами с собой – что там говорить обо всём другом?

Однако нас это неведение нисколько не смущает: опыт жизни расставляет всё на свои места, и мы постоянно учимся преодолевать эту неполноту знания различными способами – где интуицией, где верой в удачу, а где и просто переступать, не задумываясь. Религиозная же вера делает человека более чутким, более восприимчивым к проявлениям духовного мира – и именно здесь, в этих Небесных свидетельствах мы черпаем надежду на блаженную участь наших усопших.

– А как вообще жить, если есть смерть? Как можно радоваться жизни, как можно жить ее радостно, если завтра самых любимых и дорогих людей в один момент может не стать? Родится ребенок, а у него некурабельное генетическое заболевание. Или под машину попадет. Или выйдешь замуж, а у мужа онкология случится. Вот зачем все это, зачем нам привязываться и любить, если в минуту можно потерять все? Может быть лучше: «Если у вас нету тети, то вам ее не потерять»?

– Потому-то и есть смысл жить, что есть смерть, которая расставит в свое время всё на свои места: шелуха отпадёт, а вызревший плод проявится.

Но этот плод, прежде всего, развивается в наших отношениях друг с другом, которые имеют выход за пределы временной жизни. Более того: согласно Евангелию, именно эти отношения и определяют отношение Бога к нам самим. Он смотрит на нас глазами наших близких.

Конечно, надо учиться пробираться, порой, буквально продираться сквозь то внешнее, что зачастую определяет наши взгляды. У Ивана Ильина есть замечательное эссе «Красивая женщина», где он очень тонко показал, насколько физическая красота может быть источником страданий и причиной непонимания для самого носителя этой, казалось бы, привилегии. Если за время нашего знакомства мы так и остались на поверхности, не поняв, не почувствовав, не полюбив саму душу этого человека – оставшись привязанными исключительно к тому, в чем эта душа жила – то, конечно, смерть будет восприниматься как трагедия, невосполнимая утрата дорогого. Но разве ошибался Господь, говоря: «Душа не больше ли тела?»

Мы живем в мире со сдвинутой системой координат, причем в самых базовых понятиях. Смерть – прекрасное лекарство, которое всякий раз проводит «ревизию» этой системы наших ценностей и приоритетов.

«Помни последняя твоя, и во веки не согрешишь!»

И в этом – вовсе не отрицание или же умаление жизни как таковой, напротив, повышение планки её ценности, значимости, а значит, и ответственности. Я вспоминаю К.С. Льюиса, который уже будучи немолодым, взял себе в жены больную онкологией. «Настигнутый радостью» – это его автобиография, где время супружества, которое, казалось бы, должно было быть омрачено самим фактом неизлечимой болезни, оказалось именно временем радости и торжества любви, побеждающей смерть.

И привязываться, и любить надо именно потому, что со смертью эти отношения никуда не исчезнут. Да, они станут другими. Возможно – совсем не такими, какими представлялись в мечтах до того. Но то, что происходит в душе любящего, открывающего себя для другого, отдающего себя другому, принимающего другого как он есть – идет вместе с нами в вечность, и смерть здесь – не помеха, а фильтр, разделяющий значимое от второстепенного и наносного.

– Почему вообще так много уходит лучших, любимых и молодых. Детей и молодежи, которые ничего еще не успели? Вот чем было бы плохо, если бы наши умершие жили бы рядом с нами, работали бы во славу Господа, рожали детей, делали мир лучше? Почему Господь их забирает? Можно ли вообще говорить о том, что смерть может быть во благо и что «Господь забрал» – ведь Бог не творил смерти, ведь смерть противоестественна? Можно ли вообще принять смерть и согласится с нею?

– Конечно, эта жалость самих себя, жалость тех, кто остался здесь, вполне понятна и естественна.

Есть один замечательный аграф – надпись на одном мосту где-то в Индии: «Мир сей – мост: проходи по нему и не строй себе дома». И каким бы бесконечным, уходящим далеко за горизонт, этот мост нашей жизни ни казался, не стоит на нем устраивать хоромы и думать, что вот она, настоящая жизнь, именно здесь, сейчас достроим – и как заживём! Не захочешь идти сам – тогда понесут. И снесут все твои постройки, всё то, чем ты пытался зацепиться здесь на века.

«Не имамы зде пребывающего града, но грядущего взыскуем».

«Наше жительство на небесех есть!»

И это ощущение зыбкости, ненадёжности, неверности этого скоропреходящего мира всегда отличало ранних христиан; в их вопросе о времени наступления Царства Небесного мне видится такое же нетерпение, как у пассажиров, въезжающих в давно желанный город, например, Париж или Рим – и вдруг поезд замедляет ход, и почти останавливается. Но все их мысли – там, у заветной цели – их совершенно не волнует, подали горячий чай или же остывший, где лежат чемоданы, и насколько чисто в вагоне. Через какое-то мгновение всё это уйдет и забудется – и вот, они бегут к проводнику выяснить, что случилось и когда же наконец поезд прибудет на станцию.

К чему это я говорю? Об усопших – тех, кто умер в мире с близкими и Церковью, в вере и надежде воскресения, донеся свой жизненный крест до конца, – можно только порадоваться: они-то теперь у цели, а мы всё стоим в этой жизненной пробке. И нет большой разницы в том, когда Господь призывает: ведь Он действует исключительно по Своей неизреченной, непонятной нам любви – и если кто-то уходит с нашей точки зрения «не вовремя», «рано», «не пожив» – здесь больше саможаления, нежели настоящей заботы о благе ближних.

– Для многих людей потеря, трагедия, скорбь – это путь в храм к Богу. А для многих – испытание веры. Как писал священник Георгий Чистяков – хорошо быть верующим, когда ты идешь летним днем по полю, колокола звонят к обедне, в небесах облака и солнце и все в жизни хорошо и по заповедям. А когда ты старался-старался по заповедям, и тут вот такое испытание веры происходит. Любящий и Всеблагой Бог отнимает от нас «Друга моего и искренняго моего», оставляет нас одних, и никаких гарантий и никакого точного знания нет, а одни уже сейчас остались… Вот почему так? Где черпать надежду? Мы стоим перед закрытой дверью в тот мир, откуда никто не возвращался, конечно, хочется надеяться, но УВЕРЕННОСТЬ-то где брать? И ВЕРУ… Где взять эту первохристианскую уверенность «Она жива!» – написанное на гробах первых христиан?

– У меня есть только один ответ: эту уверенность нужно черпать в таинствах Церкви, и, естественно, прежде всего в Божественной Евхаристии. Именно это Таинство Царства стирает грань между миром живых и миром усопших, миром кающихся грешников и сияющих во славе Божией праведников.

Совершая литургию как общее делание по созиданию Тела Христова здесь и сейчас, мы – и клирики, и миряне – становимся общниками и причастниками Одного и Того же Христа – Которым-то и живут во всей полноте на небе усопшие верные.

Церковь – это постоянная динамика нисхождения Неба на землю, очищения и возведения земного, тяжеловесного, дебелого – к высотам духа и радости о Христе. Особенно в ситуации с уходом наших близких очень хорошо осознается, что причащение – это не «удовлетворение индивидуальной духовной потребности», эдакая «вершина духовного эгоизма», а нечто гораздо большее: созидание единства во Христе и живых, и усопших.

Поминая их на Божественной Евхаристии, мы заручаемся их предстательством и ощущаем их реальную близость и помощь: не потому, что иначе они будут глухи к нашим просьбам, а просто потому, что таким образом выстраивается единственно правильная гармония отношений между людьми – в Боге и через Христа. Только тогда становится понятным, как и почему можно молиться усопшим, почему в этом нет греха: ведь в Церкви несвятых нет по определению.

Церковь есть собрание святых, тех, в ком живёт и действует благодать Святого Духа. Канонизируются же «образцовые» святые, явным образом прославленные Богом, – но их число несоизмеримо меньше «просто святых». Молитва же восстанавливает прерванное смертью общение между близкими, и оно приобретает совершенно новое измерение. Это вовсе не горестный плач – зачем и на кого нас оставили? – а радость и благодарение Богу за то, что теперь Там – один из наших.

– Какая она – смерть праведника?

– Сложный вопрос. Конечно, есть огромное количество свидетельств того, что многие святые и праведники знали день и даже время своего ухода, иногда задолго, когда еще, казалось бы, ничего не предвещало близости смерти. Но мы имеем рядом с такими случаями и факты мученической кончины, когда вопрос жизни и смерти решался неожиданно, буквально за минуты. Вполне понятно, что нам хочется иметь какие-то ощутимые «гарантии» того, что наши усопшие – праведники и они в Царстве Небесном.

Но здесь хотелось бы предостеречь от попытки подменить суд Божий рассуждениями человеческими. Ведь даже когда человек умирает в сильных страданиях или же внезапно – всё равно за этим последним испытанием стоит только любовь Божия, а вовсе не какое-то «злорадство» или «месть». И этими последними – но, быть может, невыносимо горькими каплями Господь неисповедимыми судьбами врачует душу уходящего – как бы больно ни было нам это наблюдать.

И вот здесь крайне важна роль церковного напутствия: любой священник может поделиться немалым количеством случаев, когда после соборования, причащения, чтения последования о люте страждущем умирающем происходило явное облегчение состояния страдальца и последующее мирное разрешение от телесных уз.

Удивительная тайна Церкви в том, что здесь, на земле, нашими грешными руками мы каким-то таинственным образом простираемся туда, в мир невидимый, и реально облегчаем состояние уходящих. Это совершенно особый опыт церковного сопровождения уходящих, очень важный и назидательный не только для усопшего, но и для всех, кто находился рядом.

Многие люди на Церковь смотрят свысока, как бы говоря – «да что она может мне предложить?» И совершенно по-иному воспринимается Церковь у одра умирающего, особенно когда этот человек был действительно церковным, регулярно ходил на богослужения, участвовал в таинствах, жил Церковью. Такого человека земная Церковь буквально на руках вносит в Царство Небесное, и это свидетельство не наше, но приходящее оттуда, из иного мира.

– Атеисты и верующие по-разному воспринимают смерть близких? Чаще говорят, что верующим проще, ведь они верят в воскресение. А атеисты прощаются навсегда. А мне кажется, что все, кроме абсолютных атеистов, надеются на встречу, для всех ТОТ мир одинаково закрыт.

– «Абсолютный атеист» – чисто теоретическая конструкция, иногда удобная для тех или иных апологетических построений. В реальности перед лицом смерти у каждого человека происходит сильный сдвиг в сознании. Опыт смерти невозможно игнорировать – но если у верующего он становится еще одной «опорной точкой» в исправлении мировоззрения и укрепления веры, то в случае с далеким от веры и Церкви человеком происходит смущение, кризис, приходит острое ощущение какой-то глубокой неправды в происходящем.

Но на самом-то деле эта неправда не в самом факте смерти, а в полной неготовности, неспособности самого человека это событие жизни правильно принять.

Смерть близких – это всегда мощный удар кувалдой по столь драгоценному, долго и тщательно собираемому зданию «земного счастья», которое чаще всего и занимает место Бога в жизни неверующих людей. И тогда становится понятным со всей очевидностью, что гораздо важнее – не «имение», а «бывание», сами отношения между людьми, а не их материальная составляющая. И там, где действительно была любовь, дружба, где дорожили друг другом – даже в далёком от христианства сознании появляется надежда на встречу с ушедшими, они не могут быть так просто вычеркнуты из нашей жизни.

– Христианин может ли бояться своей смерти? Вроде бы многие святые мученики ее ждали с нетерпением, а во многих патериковых сказаниях даже святые боялись умирать? И в связи с этим же вопрос – если почитать патерики, то становится очень страшно – там участь монахов была печальна, если, грубо говоря, лишнюю лепешку съел или отвлекся на молитвенном правиле. Читаешь и думаешь – мы-то вообще где будем?!!

– В моей жизни было несколько встреч с людьми, которые устали жить и ждали смерти с нетерпением. Они не разочаровались в жизни, это не было «возвращением Богу билета», просто душа устала находиться в этой тесной коробочке тела и материального бытия.

Однако я не помню ни одного случая, чтобы смерти не боялись именно как явного свидетельства Божия, явления в этом мире того, лучшего мира. Наверное, явная готовность к смерти и отсутствия страха перед ней – удел людей избранных, в которых Божественная благодать явила себя в полноте еще при жизни.

А вопрос о «лишней лепешке» – это ведь вопрос о принципиальном утверждении христианской веры: мы спасаемся не нашими делами, а верой, свидетельствуемой нашими поступками. Неужели мы не доверяем Богу в том числе и сам путь нашего спасения, и допускаем, что там, на финишной прямой, Бог вдруг нам подставит подножку в самый неподходящий момент? Нельзя, ни в коем случае нельзя воспринимать Бога как отчуждённого от нашей жизни Судью и Мздовоздаятеля. Мы веруем в Бога Спасителя, а не «коварного и подлого Мстителя».

Смерть в нашей жизни

– А можно ли вообще прожить так, чтобы большие потери миновали?

– А зачем? Предложить Христу пересмотреть Свое утверждение, что «если кто не берет креста своего и следует за Мной – тот недостоин Меня?» Тем более, что запредельных скорбей Бог – по слову Писания – не даёт?

Меня часто удивляет, что последнее время приходится сталкиваться с какой-то новой околоправославной мифологией: кто правильно православно живёт, у того всё и здесь будет благополучно, без проблем и скорбей, и там, на небесах, гарантированное местечко устроено. Да вы посмотрите на реальное описание жизни любого святого, каким бы «успешным» внешне он ни был представлен в житиях. Это всегда – страдание, борьба, преодоление и самого себя, и трагических жизненных обстоятельств, и лицемерия церковных людей, и бесовских козней.

Никакого «эскалатора» спасения в принципе не существует. Невозможно воспитать спортсмена в палате для буйных помешанных, где всё обшито мягкими материалами и ушибиться-то невозможно. Безумную, крайне вредоносную концепцию полезности комфорта мы невольно переносим и в церковную жизнь – и в итоге получаем либо полное разочарование в Церкви – «что-то в ней не работает!», либо попытку превращения Церкви в исключительно утилитарный инструмент достижения личных целей. И то, и другое – мало связано с реальной духовной жизнью и Церковью как таковой, если вообще как-то связано.

– Человек смотрит в будущее с надеждой, что завтра будет чем-то лучше. Финансово станет полегче или вот дети чуть подрастут и станут чуть более самостоятельными… А как принять то, что все хорошее в твоей жизни уже закончилось? Что не будет уже ни свадьбы, ни карьеры, не будет детей, не будет близкого человека рядом, что все это закончилось и счастья больше не будет.

– «Царство Божие внутрь вас есть!» – это единственный ответ на вопрос. Что бы ни происходило в жизни неожиданного, трагического – мы должны смотреть вперед и принимать данность как Богом данную реальность. Нельзя идти вперед с головой, повернутой назад. В этом вопросе слишком много ропота на Бога. Мы пытаемся «набросить» на Господа Бога свою сетку представлений о счастье – а Он успешно из неё выскальзывает и мы снова остаёмся ни с чем.

Может, лучше довериться Ему и в этом вопросе? Зачем мы сами устанавливаем себе рамки, об которые потом с каким-то остервенением бьемся головой, обвиняя Его в наших несчастьях? Вспомните пример праведного Иова: казалось бы, всего и всех лишился – и вот, в итоге получил все блага с избытком – поскольку сохранил веру и понимание, где – он, а где – Бог.

– Человек узнает о том, что у него неизлечимая болезнь. Да, возможно, он переживет многих, из тех, кто сегодня ему соболезнует и сострадает, и кто здоров – только за последние дни сколько катастроф. И все же. Как готовиться человеку и как готовиться семье? Что делать перед лицом разлуки? Как жить так, чтобы проститься правильно?

– Когда в семье появляется неизлечимо больной человек – это свидетельство милости Божией и к нему самому, и к близким. Многие святые молились, чтобы перед смертью Господь послал такую болезнь, чтобы легче было отрешиться от общей всем нам привязанности к этой жизни.

Прежде всего, в такой ситуации надо с одной стороны делать всё, что от нас зависит, чтобы продлить жизнь настолько, насколько это возможно – и в то же самое время научиться расставлять правильно акценты перед лицом неизбежной и, возможно, близкой смерти. По сути, ведь ничего нового человек не узнает, когда ему ставят диагноз: ты смертельно болен. А кто из нас не смертельно болен заразой греха, которая всё равно приведет к могиле?

Другое дело, что, как правило, мы всеми способами стремимся вытеснить это очевидное знание куда-то далеко, на самую периферию сознания и жизни – а тут вдруг это становится центральным известием. Когда находишься в долгожданном отпуске, по-настоящему начинаешь отдыхать только последние дни, когда дорожишь каждым часом перед приближающимся отъездом.

Точно так же и когда близкие понимают неминуемость и скорость разлучения – естественным становится благодарность Богу за то, что этот человек всё еще с нами, что есть время оказать любовь, сделать так, чтобы несмотря на все скорби каждый день приносил близкому радость и утешение. И это – благодатное время вынести на поверхность все те недоговоренности, тайные обиды и претензии друг ко другу, на которые мы часто мало обращаем внимания, а они копятся, словно снежный ком, и потом могут очень сильно испортить казалось бы крепкие семейные связи.

Перед лицом смерти наши требования друг ко другу становятся бесплотными, глупыми, надуманными: и здесь важно не просто формально примириться, попросить прощения, но и действительно перешагнуть через любые претензии, какими бы правильными они не казались и как бы глубоко в душе они не скрывались.

– Протопресвитер Александр Шмеман в своей прекрасной книге «Литургия смерти» пишет, что вся наша культура, вся современная цивилизации от смерти бежит – все эко-программы, все «здоровое питание» и прочие попытки вести здоровый образ жизни – это побег от смерти и вместе с тем провозглашение смерти… Мы очень мало думаем о смерти, кажется, что с нами это никогда не произойдет или произойдет очень нескоро, при этом подсознательно настраиваемся вроде как на вечную и красиво-веселую жизнь, особенно сравнительно обеспеченные и молодые люди города. И даже чужая смерть не меняет нас – поразились и дальше побежали по делам. Реально ли вообще помнить о смерти, думать и как готовиться?

– Да, это действительно так, современная культура панически боится смерти: ведь именно смерть обличает никчемность и надуманность тех основных ценностей, на которых грех пытается выстраивать свой параллельный Божественному мир. О смерти можно и должно думать, и многие благочестивые люди за много лет делали сами себе гроб, готовили всё необходимое для погребения, и не смотрели на это как нечто противное самой жизни.

Этот христианский реализм хорошо помогает выстроить правильные приоритеты в жизни: что сколько стоит на самом деле, унесешь ли ты с собой на тот свет – или неизбежно оставишь здесь неизвестно кому?

– Вопрос про смерть и душевые привязанности в ТОМ мире. Бог дает нам таланты. Мы здесь – главное, что должны сделать – научиться любить. А что должно произойти ТАМ? Наши таланты – в музыке, живописи, кулинарии наконец – окажутся ли там тщетными – этого всего не будет? И главное – те, кого мы научились тут так сильно любить – наши родители, дети и супруги – сохраним ли мы там с ними связь или мы перерастем там все эти чувства и будем любить только Бога?

– Помните замечательные слова Спасителя, сказанные им в ответ на лукавый вопрос законников о женщине и семи мужьях? Там – в Царстве Небесном – ни женятся, ни замуж не выходят, но пребывают, как ангелы на небесах.

Все наши таланты и способности, которые мы смогли открыть и развить во время земной жизни – не более чем слабое отражение тех качеств жизни в Боге, которыми живут во всей полноте святые в Его Царстве.

То же самое касается и любви супругов. Какой бы удивительной, редкой по силе и глубине чувства она ни была – всё равно это несопоставимо с той любовью Божией, которой только и живут в Царстве Небесном. Ведь Там – всё пропитано именно этой любовью, таинственной, непостижимой даже ангелами.

Конечно, приятно и радостно, когда у тебя в руках яркий фонарик в темную ночь – но глупо бахвалится им в яркий солнечный день, когда свет фонарика и заметить-то никто не сможет. Точно также и в Царстве Небесном: где всё сияет Божественным светом Его любви, наши даже самые высокие и святые человеческие чувства отступают.

Но это вовсе не значит, что отношения между любимыми изменяются, ослабевают: напротив, полностью исчезает проблема этого «любовного треугольника», когда Бог и любимый человек могли представлять собой каких-то «конкурентов». Любовь супругов в Боге только еще больше укрепляется, но она тогда становится иного качества, в ней исчезает всё то земное, временное, преходящее, что неизбежно связано с земным браком и зачастую нередко отождествляется с самой сутью этой супружеской любви.



Таинство брака и смерть

– Что происходит с таинством брака после смерти? Это вопрос о любящих супругах, которые дорожат браком.

– Здесь не всё так линейно, как может показаться с первого взгляда. Все-таки пространство брака как определенной формы отношений между людьми, прежде всего, простирается в направлении земной жизни. В отношении брака уместно вспомнить слова апостола: «Пища для чрева, и чрево для пищи – но Бог и то, и другое упразднит». «Царство же Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость о Святом Духе» (Рим. 14:17).

И если внимательно вслушаться в тексты молитв таинства венчания, мы увидим, что там речь идёт прежде всего о том, чтобы Бог благословил этот союз, даровал детей, здоровье, долголетие, благоденствие – и чтобы все эти житейские блага помогли состояться «браку о Господе», ради Христа, во славу Божию, а не только по человеческим привязанностям.

Духовное измерение брака является следствием успешно состоявшегося брака как единения двух разных, даже до противоположности, личностей, постоянно преодолевающих свой эгоцентризм ради любви друг ко другу и ради Христа. Такой брак может быть очень далек от всяких романтических представлений о счастливой семье, но главное – он должен быть плодоносным, результативным в духовном плане.

Отталкиваясь друг от друга и снова соединяясь на качественно новом уровне понимания, супруги вместе приближаются ко Христу, учатся видеть в другом Христа, любить друг друга любовью жертвенной, Христовой. Настоящий брак – это великолепный инструмент постоянного, ежедневного духовного возделывания христианской любви.

Но если супруги еще толком-то и не пожили в браке, и один из них умирает? Очевидно, что было бы безумием ждать продолжения этого делания, когда супруги находятся в совершенно разных статусах, несопоставимых друг с другом: один – на небе душой, другой – и телом, и душой на земле.

Поэтому апостол совершенно спокойно разрешает вдовам вступать в повторный брак, не видя в этом ничего греховного или недостойного. При этом отмечая, что если для вдовы сохранение целомудрия будет важнее возобновления брачных отношений, то она выбирает лучшее. Здесь выбор не между «плохим» и «хорошим», а между «хорошим» и «лучшим».

Для кого-то опыт брака оказался вполне достаточным, продуктивным, и повторять его «на бис» незачем. Но это именно когда брак был целостным, завершенным опытом. А для кого-то, напротив, этот брак был лишь предвкушением, началом вхождения в брачную стихию, неожиданно прерванную смертью одного из супругов. Отсюда, естественно, будет острая потребность возобновления супружеской жизни и создания новой полноценной семьи. И здесь, конечно же, было бы излишне самонадеянным и по сути неправильным налагать бремена неудобоносимые, фантазируя, что тягостное пребывание в одиночестве и есть именно то, чего ждёт и чему радуется усопшая вторая половина.

Не надо ни в коем случае экстраполировать наши земные, брачные отношения – каким бы тонкими и даже духовными они ни были – в жизнь Царства Небесного. Там – всё по-другому, но подготовка проходит именно здесь.

– Как вообще заставить себя жить после потери самого родного человека, когда ты понимаешь, что может быть тебе еще много лет тут жить… В житиях были моменты, когда жены и матери умирали сразу вскоре после смерти мужа или детей – на их могилах (святая Наталия, святая София). Сейчас так не принято, вроде бы, принято пить антидепрессанты и т. д…

– У Виктора Франкла есть замечательное утверждение, под которым – куда более страшный опыт фашистских концлагерей: если есть, зачем жить, то можно вынести практически любое «как». Любой опыт правильно пережитой сильной скорби нас возвращает «в собственную шкуру», в реальность, вырывает из мира иллюзий и грёз, которым мы очень часто пытаемся подменить нашу вроде бы не особо яркую жизнь.

Страдание – идеальное «заземление» в самом лучшем смысле: прожил день – и благодарение Богу. Есть что есть, пить, во что одеться, куда притулиться – благодарение Богу. Конечно, в таком состоянии не строятся грандиозные планы на десятилетия вперед. Зато человек учится видеть и ценить те мелкие радости жизни, которые ежедневно плетет для каждого из нас Милость Божия – те самые, которые в беззаботном состоянии воспринимаются как нечто само собой разумеющееся и даже просто обязательное.

Настоящее прикосновение к реальности, как правило, приятным не бывает. Мы живем в израненном грехом, искалеченном до самых первооснов мире и сами являемся частью этого уродства. Но именно такое положение, или ощущение внешней беспомощности, беззащитности, уязвимости делает человека открытым к действию Божественного промысла. Бог становится нужен человеку, иначе без Него – просто никак.

Когда же мы всё просчитываем до мелочей, потом стиснув зубы сражаемся с жизненными препятствиями – и ради чего вся эта война? Только, чтобы показать, какие мы волевые, умные, целеустремленные, решительные. Всё это – курам на смех. Трудно идти против рожна. Но и на это любители находятся. Именно отсюда рождаются «сослагательные наклонения» в нашей жизни – главный источник душевных терзаний и разочарований.

Готовность принять реальность такой, какой она есть – признак появляющейся трезвенности. К потере даже самых близких людей можно относиться по-разному: это может быть воспринято как свидетельство веры Бога в человека, в его скрытые силы, в его неразвернувшуюся любовь, – а можно ведь совсем по-другому переживать – как жестокое наказание Божие, свидетельство своей обречённости, печати проклятия. Но и в этом диапазоне человек сам определяет свой дальнейший вектор жизни, как он будет жить дальше, благословляя или же проклиная.



Утешить?

– Как говорить с человеком, потерявшим близкого? Как сказать ему о милосердии Божием? Что вообще говорить. Чего не говорить?

– Самый лучший и действенный способ поддержать скорбящего в его утрате – вместе помолиться. Совместная церковная молитва, особенно божественная евхаристия, дает явное свидетельство того, что граница между нами, всё еще живыми, и усопшими – более чем условна. Они там почивают – и нас поджидают. Но Церковь – и там, и здесь одна и та же. Как и Один Христос.

А вот чего лучше не говорить – так это искусственных фраз вроде «страшной утрате», «невосполнимой потере», «обрушившемся горе», «пусть земля будет пухом» и прочих жалких слов неверия, застрявших в лексиконе с советских времен. Отвратительно на похоронах лицемерие, когда люди «подстраиваются» под событие, и пытаются выжать из себя чувства «к месту», хотя в душе у них кроме испуга и растерянности вперемешку с суеверным страхом «негативной энергетики» и нет-то ничего.

– Насколько правильны распространенные православные утешения – «ему теперь хорошо, он у Бога», «Бог забирает в худший или лучший момент жизни – значит это был лучший момент», «все мы воскреснем, не надо плакать», и т. д.

– Если только ради того, чтобы заполнить пустоту – а так, когда умирают в мире с Церковью и Богом, то, как правило, окружающие ощущают мир и покой в сердцах, и это куда более значимое утешение, нежели любые слова. И это переживание блаженной участи – нормально, я бы даже сказал, стандартно для Церкви. В противном случае мы – «неэффективная структура», не готовящая людей к Царству, а непонятно чем занимающаяся.

– Есть ли вообще такое состояние как чрезмерная скорбь? Можно ли и нужно ли из нее выводить человека?

– Конечно, и можно, и нужно. Это происходит, когда скорбь в какой-то момент сплетается с саможалением и в ней появляется особая, тонкая сладость. Неверие же в это тление души еще подливает масла. Происходит своего рода «короткое замыкание» человека на самом себе, своей боли и скорби, своем горе, своей потере. И это – действительно страшно.

Такая ситуация хорошо показана в художественном фильме Василия Сигарева «Жить», где повествуется о трех случаях встречи с тяжёлой утратой самых дорогих людей – и это «замыкание» может быть не только тихим и плаксивым, но и страшным в своей агрессивности, решительном отказе принять эту смерть как волю Божию.

Жизнь после смерти

– Что происходит с душой после смерти? Вот с одной стороны, есть «Мытарства блаженной Феодоры». А с другой стороны, «слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь (Ин.5:24)».

– Вот когда попадём туда – тогда и узнаем. Еще раз повторю: Бог не устраивает никогда человеку подлости, хоть здесь, хоть там. Как писал в одном из своих произведений К.С. Льюис, Там мы получаем то, к чему стремились на самом деле. Конечно, есть в православной традиции свидетельства о мытарствах, но это ведь не более чем попытка втиснуть в наши, земные человеческие понятия опыт, который невозможно выразить языком. А вот как инструмент для воспитания внимательного и ответственного отношения к жизни – очень даже может быть полезным.

– Наша связь с умершими – какая она должна быть? Почему одним снятся покойные близкие, а другим совсем нет?

– Это – тайна Божия. Здесь невозможно найти какого-то универсального для всех случаев алгоритма вычисления, почему всё происходит по-разному. Я бы предостерег делать какие бы то ни было выводы из наших снов – если только они не являются явным, очевидным проявлением Божественной силы в нашей жизни.

Что читать и что делать

– Какие книги о смерти и загробной жизни? Что делать в память об умершем человеке?

– Самая лучшая память об умершем – молитвенная. И самое главное, чем мы можем помочь им, ушедшим – доделать то, что они не успели, продолжить всё то доброе, что было ими когда-то начато. Каждый человек оставляет определённый след после себя; и этот след, естественно, неоднозначен. Если мы предаем всё плохое, несовершенное, забвению, а вот на светлом, добром, красивом, фокусируемся – без всякого сомнения, мы вступаем в определенное общение с душой усопшего и, возможно, таким образом продолжаем его дело.

В любом случае, история творится во времени, здесь, нашими руками. И когда русло течения жизни изменяется в лучшую сторону – потому что мы как бы поверяем себя теми, кто ушел, – они радуются и благословляют нас.

– Спасибо большое, отец Павел!



Источник: http://www.pravmir.ru/

[Кто здесь]

Радоница. 4 мин. ролик
http://www.youtube.com/watch?t=61&v=tgqqyQxlEM4

[Кто здесь]

Слово на Радоницу

Архимандрит Кирилл (Павлов)
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа!

Христос Воскресе!

Возлюбленные во Христе братия и сестры, одним из главных вопросов, имеющих весьма важное значение для всех и каждого, является вопрос о загробной жизни. Над ним задумываются и религиозный человек, и человек равнодушный к религии. Всех занимает вопрос о том, как мы будем жить после своей смерти. Мы, верующие, знаем, что будущая жизнь есть и будет, но как она сложится, в чем будет состоять эта новая жизнь — всех этих подробностей нам знать не дано, от нас это сокрыто. Но, тем не менее, слово Божие неложно удостоверяет нас, что жизнь будущая есть.

Господь, исправляя заблуждение неверовавших саддукеев, отрицавших воскресение мертвых, говорил им: Бог не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы (Лк. 20, 3. Наша земная жизнь непрочна, превратна и скоротечна и в любой момент может пресечься смертью. И, глядя на нее, непостоянную и скоротечную нашу жизнь, невольно испытываешь грусть, когда видишь, как весьма часто самое ясное течение ее неожиданно омрачается самыми черными тучами житейских бурь. Но еще грустнее становится, когда при этом остаешься безутешным. А утешения где же искать, как не в твердой надежде, что все не оканчивается для нее смертью, что ожидает нас другая, загробная жизнь. Мы созданы для жизни вечной, и мы все хотим и действительно будем жить вечно, Христос Своим Воскресением упразднил смерть.

Но люди, отрицающие будущую вечную жизнь и бессмертие души, иначе смотрят и на настоящую нашу земную жизнь, ища в ней только одного наслаждения и удовлетворения своих чувственных удовольствий. Видя непрочность благ и постигающие их искушения и скорби, такие люди очень часто приходят в разочарование, отчаяние, а иногда даже прибегают и к самоубийству, считая его средством избавления от всех бед и несчастий настоящего. Забывая о вечности, они ходят во тьме и не знают, куда идти, подчас предаются горькому пьянству и в конце концов приходят к ложному концу. Для них жизнь есть дар напрасный и случайный, имеющий не действительную, а призрачную ценность.

Напротив, верующий человек надеется, что загробная жизнь есть, и надежда эта, ожидание жизни сей становится источником истинного утешения и успокоения. Веруя в жизнь будущую как в непреложную истину, дорогие братия и сестры, Церковь с самых древних времен совершает поминовение и молитвы об отшедших от нас усопших. Так и сегодня созвала она нас вознести о них свои молитвы и вместе с тем поделиться с ними общей радостью о Воскресшем Спасителе, отчего и называется день этот Радоницей. Сам Господь, сходивший к умершим и проповедавший им Свою победу над смертью, возвестил им эту радость. Всю Светлую седмицу Церковь торжественно прославляла Воскресшего Господа, и теперь она спешит разделить радость свою о Нем с умершими, приглашая и нас возвестить им эту общую радость и в то же время вознести свои горячие молитвы ко Господу о прощении согрешений усопших и о вселении их в светлые небесные обители.

Есть дивный пример того, как разделяют с нами радость о Воскресении Спасителя наши умершие. Однажды один благочестивый старец Киево-Печерской лавры на Пасху пошел вместе с диаконом покадить пещеры, где почивали усопшие. И только воскликнули они: «Христос воскресе, отцы и братия!», как послышалось в ответ громогласное восклицание: «Воистину воскресе!»

Дорогие братия и сестры! Большинство людей отходят в вечность с грехами, не успев по неожиданности смерти или по болезни и немощи очистить себя от них, так что они оказываются виновными пред Правосудием Божиим. И мы в то же время знаем, что в будущем будет только два места пребывания людей: ад и рай. Сами за себя не очищенные от грехов усопшие уже не могут возносить молитв, они не могут и помочь своему положению. Вся надежда возлагается ими только на оставшихся на земле живых. Они могут помочь им и изменить их участь в будущей жизни. Если бы пред нашими очами отверзлись вдруг врата вечности, то мы увидели бы, как миллионы душ протягивают свои руки к живущим на земле, безмолвно прося их помощи в облегчении своей участи в потустороннем мире.

Поэтому, дорогие братия и сестры, слушаясь призыва матери нашей родной, Христианской Церкви, которая умоляет нас не оставлять своей любви к ближним и по отшествии их от нас, вознесем ныне свои горячие молитвы к Воскресшему Господу, прося у Него помилования согрешившим отцам и братиям нашим и дарования им вечной жизни. Пусть наша общая молитва сольется в единый плач ко Господу о помиловании их, тогда и они, услышав эту молитву о себе, почувствуют нашу о них заботу и любовь к ним и преисполнятся к нам взаимной любовью.

Итак, дорогие, помолимся сейчас к Воскресшему Господу, чтобы Он простил согрешения, вольные и невольные, нашим отшедшим отцам, братиям, матерям и сестрам и вселил их в места светла, в места прохладна со всеми праведными, от века Ему угодившими, чтобы и наши родные преисполнились ныне вместе с нами радостью о славном Воскресении Его и на наше восклицание: Христос Воскресе! ответили бы нам: Воистину Воскресе!

Христос Воскресе!

1963 г.

Источник: http://www.pravmir.ru/slovo-na-radonitsu/#ixzz3XvyupaYp

[Кто здесь]

Бывают ли случайные смерти? Или о двух причинах...


https://www.youtube.com/watch?v=7U-awOnaHhQ

[Кто здесь]

Кончина мирна? возможно ли такое?

Из моего личного.

Приехал батюшка по просьбе родственников соборовать умирающую женщину, но тут начала она рыдать в полный голос, что теперь никто ей не поможет, как же ей теперь быть-так всё соборование, настоящая истерика, полные ужаса глаза, страх перед неизбежностью, нет молитвы, нет смирения, один протест.

Приехал батюшка соборовать другую женщину,у нее паралич желудочно-кишечного тракта, то есть фактически человек умирает от голода. С какой благодарностью она смотрела на батюшку, молилась про себя, так как говорить не могла, подготовила листок,написала в чем грешна, исповедовалась от всей души. Потом пишет- "Батюшка мне так жалко всех людей, я бы хотела сейчас что то сделать для них, что я могу?" Он ей ответил -"Читайте про себя Иисусову молитву за всех нас", она кивнула головой -оказывается она давно молится внутри себя. Радость на лице, ожидание без страха, с миром ко всем и ко Господу большое стремление. Как говорит батюшка, такие случаи помнятся всю жизнь, и в алтаре он всегда поминает сам, без всяких записок.

Две женщины, два разных отношения ко всему что с ними происходит.

Помоги и нам Господь, обрести правильную душевную подготовку к концу нашему!

[Кто здесь]

Светлая память воинам,погибшим в Великой Отечественной Войне. Светлая память, моему дедушке Василию, пропавшему безвести под Сталинградом. Вечная им память, вечный покой.
_________________
Господь Защититель мой кого убоюся!

[Irina120858]

Светлая память всем погибшим. Сегодня 2 года как нет с нами моего папочки. Когда началась война он был совсем ребенок. Пришлось познать и холод и голод и жить в интернате. Потом служба на Балтийском флоте. К сожалению мы не знаем точно- был ли он крещен или нет. Но молюсь о нем( службы не заказываю). Надеюсь что они вместе сейчас : дед и внук ( Юрик единственный внук, остальные внучки). Светлая память вам, мои дорогие воины.
_________________
Ирина-мама Юрия 12. 08.86- 27.09.13
Зачем, сынок, пережила тебя любовь моя....

http://www.pomnim-skorbim.ru/grave.php?pid=44764

[Кто здесь]

Самоубийство в православном разрезе-это грех. Если человек не вменяем- само понятие не вменяем,говорит о том,что чтобы он не совершил это не вменяется ему во грех...

Протоиерей Дмитрий Смирнов.
_________________
Господь Защититель мой кого убоюся!

[Таня_{Санёк}]

[Кто здесь]

Человек в состоянии невменяемости он безволен в своих безумных поступках - он не вменяем. Например вы же не осудите его что он помочился среди автобуса полного людей? Вы же видите и понимате что человек психически поврежден. Психически не здоров и не способен адекватно оценить свои действия,мысли и поступки, так же как и контролировать свое "Я".

Как это совпадает и со светским уголовным правом-,вот что оно говорит о таких людях-
К первой группе относятся психически больные , признанные невменяемыми . Это лица, неспособные во время совершения предусмотренным уголовным законом общественно опасного деяния сознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) или руководить ими вследствие хронического психического расстройства, временного психического расстройства, слабоумия или иного болезненного состояния психики. Они уголовной ответственности не подлежат.

http://www.k-istine.ru/suicide/suicide_mileant.htm, Моуди о душах
самоубиенных, в полной вменяемости и прочие свидетельства.
_________________
Господь Защититель мой кого убоюся!

[Кто здесь]

ЕСЛИ Б ЗНАЛ Я ДАТУ СВОЕЙ БУДУЩЕЙ СМЕРТИ

протоиерей Андрей (Ткачев)



То ли думается мне, то ли мечтается… То ли грех это, то ли нет… Бог знает. Вот думаю: если бы знал я дату своей будущей смерти… Если бы, то есть, Бог мне эту дату открыл, то что? Ух, из этого родилось бы нечто занятное и неожиданное.

Допустим, Дух, Который дышит, где хочет, шепнет мне на ухо среди ночной тишины: «Пять лет тебе осталось». И что? Думаете, я на пять лет в затвор уйду? Не уйду. Кишка тонка. Думаете, всё имущество раздам? Ну, сначала, может, и вознамерюсь раздать, а потом подумаю: «Не буду спешить», – и всё на своих местах останется. Я поскорблю, поохаю, пожалею сам себя. А потом скажу сам себе: «Пять лет – это все-таки не пять дней. Душа моя, поживи четыре с половиной года как хочешь, а за шесть месяцев до смерти покаешься».

Шатко-валко, худо-бедно четыре с половиной года пройдут. Не скажу, что мигом пролетят, но и не очень тянуться будут. Так себе. И будут эти четыре с половиной года подобны имению, которое унес младший сын из отеческого дома, чтобы растранжирить его самым позорным образом. На исходе четырех с половиной лет что почувствует душа моя? Боюсь, почувствует она, что полгода для покаяния – это как-то… много. Вот пост Великий, и тот сорок дней с небольшим длится, и много труда в нем. А ведь он есть жертва добровольная за все грехи от усердия человеческого. Поэтому на краю оставшегося шестимесячного срока скажу я душе своей (так мне кажется): «Душе, хватит с тебя и месяца покаяния. Ну, действительно, хватит».

Как я проведу эти оставшиеся от полугода пять месяцев (в случае, если Бог мне открыл времена и сроки), не знаю ни я, ни вы. Но и вы, и я можем догадываться, как я их проведу. И вот пролетят они. Не как один день, конечно, но уж и не как один год. На краю оставшегося месячного срока что родится в душе моей? Что на дне ее зашевелится? Зашевелится страх того, что львиная доля отпущенного срока ушла безвозвратно, что оставшийся месяц сам по себе ничтожен, но… Разве не примет Милосердный Бог одной недельки покаяния? Ведь примет же по великой доброте Своей и неизреченной милости. И вот еще три недели с хвостиком летят под хвостик хоть коту, хоть псу – как вам больше нравится.

Благо великое скрыто не только в нашем знании, но и в нашем неведении

Если вы следите за логикой развития сюжета, то уже поняли, что неделя мне, скорее всего, покажется слишком длинной, и торг пойдет на дни. А когда останется последний день, начнется паника и внимание переключится на часы. Затем на минуты. И вот когда метроном начнет отсчитывать секунды, закричит душа, растоптавшая без всякой пользы отпущенное время: «Благословен Бог, скрывший от человека год и месяц, день и час смерти его! Праведен Ты, Господи. И лукав я – человек».

Благо великое скрыто не только в нашем знании, но и в нашем неведении. Благо великое скрыто не только в силе и успехах наших, но и в слабости, и в поражениях. И не надо знать ничего тайного, потому что знать и не сделать, знать и дурно распорядиться – намного хуже, чем согрешить по неведению.

Не буду спрашивать кукушку: «Сколько мне осталось?» Буду разве читать псалом Давида: «Скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой» (Пс. 38: 5). Буду читать, хотя и в случае отсутствия явного ответа постараюсь ни чуточку не расстроиться.

Протоиерей Андрей Ткачев

4 мая 2015 года
_________________
Господь Защититель мой кого убоюся!

[Кто здесь]

Как там в Раю?
Протоиерей Александр Авдюгин

Человек всегда хотел знать, что его ждет на «том» свете после окончания земной жизни. И что интересно: адские муки представить человечеству всегда было проще, чем райское блаженство. Как выглядит вечное счастье, никто не знает. Протоиерей Александр Авдюгин попытался обрисовать перспективы тех, кто его заслужит.

Третий антифон литургии – Блаженны. Своего рода условия, при которых ранг «блаженных» станет реальностью для каждого в веке будущем.

Да вот беда, свойства будущих блаженств как-то туманны, неясны и непонятны. Мы ведь только своими нынешними материальными и рациональными мерками определить их можем. Иные измерения нас хотя и посещают, но как-то мельком, мгновениями, за которыми угнаться невозможно и остановить не получается.

Слава Богу, что апостол успокаивает: «не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1Кор.2:9), то есть постоянный вопрос о том, «как там будет?», немного проясняет.

И все же – как там будет, когда мое бесценное недостоинство попадет туда, где «несть болезнь, печаль и воздыхания»?

Знать-то хочется. Одного праведного Лазаря как-то недостаточно, а многочисленные брошюрки с сомнительными откровениями побывавших «там» и вернувшихся, чтобы книжку написать или на РЕН ТВ выступить, уважения не вызывают. Любопытство – никак не порок, а вполне реальное свойство, каждому присущее.

Неугомонные в поисках конкретного ответа прихожане и те, кто пока еще в этот ранг не вошли, вопросы о Рае, впрочем как и об Аде, задают частенько, а задумываются, уверен, еще чаще.

Стандартное разъяснение, что будешь ты в соединении с Богом, в созерцании и славословии Его, по полочкам земных мыслей и представлений не раскладывается и как-то скучновато выглядит.

Невольно вспоминается Клайв Стейплз Льюис. Помните, мальчику рассказывают о том, что когда он вырастет, он женится, у него будет семья. Ребёнок спрашивает: «а я там в машинки буду играть?» – «Боюсь, что уже нет», – отвечает отец. «Ну, тогда, я не хочу жениться»…

По пунктикам изложить, как находясь в блаженном состоянии, быть всегда в творческой радости и не унывать от однообразия не получится, но все же рискну предположить, что, по-моему, нас там ожидает.

Блаженство рая есть блаженство спасенных в любви к Богу и друг ко другу – учит нас богословие, да и сам Господь повторяет многократно «любите друг друга; как Я возлюбил вас, [так] и вы да любите друг друга» (Иоан.13:34).

Есть ли подобная любовь здесь, на земле, в этом грешном мире, где «всякий человек ложь» (Пс.115:2), где часто правит зависть и злоба, где захлестывают страсти и приговорку «мир во зле лежит» каждый повторяет?

Однозначно. Она существует.

Встречаются два друга. После беседы и расспросов о житии-бытии разжигают камин или костер и молча смотрят на огонь, ощущая тепло не столько от источника этого тепла, а прежде всего – между собой. Знакомо? Или на небо звездное в тишине взирают. Созерцают.



И так прекрасно, когда величие непостигаемое – не только с тобой одним, а и с тем, кто рядом. Да и рассуждать вслух при этом не надобно, и так все на виду между ними.

Иной пример.

Помните диалог комэска Титаренко и старшего лейтенанта Скворцова из незабвенного «В бой идут одни старики»: «Не надо слов! Помолчим, командир». И сколько любви в этом молчании, сколь всеохватывающе она себя проявляет, хотя кругом смерть, боль, война…



Бывает и так:

– Мать, чего еще надо? – спрашивает дедушка у своей жены-бабушки.

– Да угомонись ты, старый, – ворчит на него старушка. А потом добавляет, – ты только рядышком будь, и того достаточно.

Только будь рядышком, и слов-то никаких не надо.



И собственный пример в наличии имеется.

В последнее время стал все чаще замечать, что в нашем общении с матушкой по делам житейским все меньше слов необходимо. И это не потому, что все уже переговорено и абсолютно ясно. Отнюдь. Просто одного взгляда стало доставать, чтобы понять, чего она такого сказать желает.

И знаете, когда это понимание пропадает? Когда размолвка какая-либо произойдет. В любви и согласии между собой все понятно, а когда ее порушит кто-то, тут же непонятности возникают.

Быть в парадигме любви друг друга – уже счастье, а если сюда еще добавить всеохватывающую любовь Божью? Действительно, нет таких слов, чтобы описать и иным рассказать. Наверное, поэтому и поется в Великую Субботу: «Да молчит всякая плоть человеча, и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет».

Ведь невозможно передать материальными категориями, как при наличии реальной смерти, зла и греха любовь не только не убывает, но торжествует.

И вот представьте, там, куда тебя зовут, куда каждый из нас может добраться, редкие минуты всепоглощающей любви будут не минутами и мгновениями, а постоянной константой…

Добавьте сюда и иное обязательное качество Царства Божия: постоянное возрастание человеческой личности. Ведь невозможно только созерцание, восхваление и славословие. Мы ведь «образ и подобие Божие», со своими оригинальными, эксклюзивными, только каждому из нас присущими талантами и возможностями. И если наша задача – уподобление Богу, то они будут преумножаться, то есть мы будем совершенствоваться и познавать, причем в бесконечности.

Вот такой у меня Рай получился, хотя я о нем практически ничего не знаю.



Источник: правмир
_________________
Господь Защититель мой кого убоюся!