Православный взгляд на ТМ, или жизнь после смерти

[Кто здесь]

ВСТРЕЧА ГРЯДЕТ.
ИСТОРИЯ ОДНОГО РАССТАВАНИЯ или как его душа приближалась ко мне, я это чувствовала......и мы все делали вместе.


Как одно мгновение промчались десять лет счастья. Будто вчера мы только встретились с Димой и решили навсегда быть вместе. А на самом деле прошло уже почти шесть лет, как беда разлучила нас и я услышала в телефонной трубке слова, которые до сих пор возвращают меня в те дни: «Погибли они...»
Помню, как стояла я перед иконой Николая Чудотворца, старой, моей первой и самой любимой иконой, и твердила: «Скажи, батюшка Николай, миленький, скажи. Он жив? Ведь жив, правда?» И будто слышала в ответ: «Жив».

Восемь часов спустя, в той же комнате на полу у моих ног лежала груда фотоальбомов. И я перелистывала страницы, всматривалась, вглядывалась в наши лица, в лица наших детей. В те дни боль не оставляла меня даже ночью, и я спала тревожно, урывками. Да что я. Дети. «Нашего папу забрал Бог?» Каждое утро в детской я замечала отодвинутую занавеску. Так засыпала моя старшая дочь, в надежде увидеть за окном папу.

Тогда я долго и много думала: неужели наша встреча с Димой, наше счастье, все, что было с нами, — напрасно, и теперь нужно просто научиться существовать в этом мире? Без любимого человека невозможно жить, без него можно только существовать. Миллион вопросов в голове. И я как заведенная задавала их себе вновь. Сердце не верило и кричало: «Все неправда, у Бога не может быть так. У Него все правильно. У Него все так, как должно быть...» Но с каждым новым вопросом я шаг за шагом впадала в трясину уныния. Оно стало для меня болезнью, тяжелой и затянувшейся, с которой быстро свыкаешься, которую принимаешь как нечто естественное и нормальное. Болезнью, в которой главное — научиться противостоять и найти утешение...

Говорят, скорбь приближает человека к Богу. И хотя я с детства ходила в церковь, именно в скорби Господь открылся для меня по-новому. Я сама открылась для Него по-настоящему. И никогда раньше Бог не был так близок для меня.

В Евангелии, в словах святых отцов я находила ответы на свои вопросы, мысли, чувства. Утешалась этим. И тогда же утешением для меня стали стихи, которые рекой лились из моего сердца. Мне было о чем рассказать. Думаю, что для каждого человека, который переживает разлуку с любимым, очень важной становится именно любовь того, с кем ты разлучен, ощущение этой любви. Я всегда чувствовала, как Димина душа приближалась к моей, когда мы вместе радовались, грустили, молились. Мне было важно не утратить эту связь. И Господь открыл тогда для меня непостижимые горизонты Любви и научил верить в то, что Дима жив, что он есть и будет.

Было много людей, которые окружили меня своей заботой и поддержкой. Мои друзья стали частью моей семьи. Они не только не оставили меня, они пережили мое горе вместе со мной. Один человек в буквальном смысле вернул меня к жизни, спасал и спасает теперь. Мой духовник.

Однажды отец Алексей подарил мне книгу Николая Пестова «Жизнь для Вечности» со словами: «Обязательно прочтите». Помню, как увидела там строки из проповеди отца Павла Флоренского, которые готова перечитывать до сих пор снова и снова. Каждый раз, когда, вспоминая, повторяю их, мою душу переполняет радость. Радость грядущего Воскресения!

«Тогда слезет шелуха с твари, растает образ тленности ее от лика Христова, как туманная мглистость рассеивается перед взором восходящего солнца.

Уйдет все немилое, уплывет все ложное, унесется в потоках воды живой, и тварь освободится, наконец, от рабства тления. Отдаст земля тех, которые в ней спят, и прах тех, которые молчаливо в ней обитают. Тогда ототрет Бог всякую слезу с очей, смерти не будет уже, ни плача, ни вопля, ни болезни не будет, ибо прежнее прошло. Вновь составившееся тело наше преобразуется, высвечивая благодатностью. Одухотворенными встретятся близкие и любящие, обнимутся после многолетней разлуки, расправляясь после лежания в тесных могилах.

И не смогут наглядеться в глаза друг другу, пожимая руки с детской улыбкой, молча. Будут в общении с Христом Господом, Которого «не видев любят», светлою радостью Которого радуемся мы в предчувствии. И не будет уже ничего нечистого в тот великий праздник Восстания милых, в великую Пасху мировую, но Бог будет во всех и во всем.

Ей, Господи, гряди!
Аминь».


Именно тогда я осознала, что Господь плачет вместе с нами, когда плачем мы. Страдает, когда мы страдаем. Его Любовь так сильна, что Ее не может вместить наше маленькое сердце. Но стоит только сердцу открыться, как эта Любовь касается нас. И это ни с чем не сравнимое счастье. Никогда бы я не хотела, чтобы Господь был для меня даже чуть-чуть дальше, чем Он есть сейчас, сегодня.
Но преодоление не бывает простым. Оно, как мозаика, складывается из мыслей, поступков, встреч. Меня спасла моя вера. А еще ...

Дети. Они не позволяли забыться. И не только потому, что маленькие требовали к себе еще большего внимания. Они учили меня радоваться вместе с ними их радостям, когда прибегали с первыми пятерками, смешными рисунками, законченной вышивкой или выученными стихами. Они помогли мне понять слова «Будьте как дети», когда, видя мои слезы, садились рядом и искренне, как будто точно-точно знают, говорили: «Мамочка, не плачь, ведь папа с нами». Со смирением и без ропота они приняли новые условия, в которых им теперь предстояло жить. Мне нужно было только однажды сказать им: «Папа всегда с нами», и они поверили в это навсегда.

Меня спасли...

Воспоминания. Дима был очень нежным и трогательным человеком. Он вечно оставлял мне рифмованные записки. Их можно было найти где угодно, хоть в сахарнице. И я писала ему в ответ стихи.
Он был начитан и любознателен. Окончив исторический факультет, он не стал профессиональным историком, но вечерами наша кухня превращалась в читальный зал. Стол был завален книгами, атласами, географическими картами, документами. Он мог разбудить меня среди ночи, чтобы рассказать о каком-нибудь открытии, которое он сделал за чтением. А еще он мечтал о книге и часто говорил: «Я не могу просто так уйти, я должен написать книгу». Все эти годы после его гибели вместо него писала я. Я писала стихи, которые помогли мне преодолеть горечь разлуки, через них я научилась ценить минуты, проведенные рядом с дорогими моему сердцу людьми. Стихи собрались в книгу «Как близко Небо...», опубликованную в декабре 2010 года по благословению протоиерея Алексия Емельянова. Это книга о том, что для настоящей любви смерти нет. И мне почему-то кажется, что через нее сбылась Димина мечта.

Моим утешением стала...

Работа. Нет не сразу, потому что сначала, чем бы я ни пробовала заниматься, все казалось бессмысленным. Но однажды я оказалась в Благотворительном фонде. И здесь Господь посылал мне встречи с людьми, пережившими еще более тяжелые испытания. Когда ты переживаешь горечь другого, то забываешь о своей и видишь, как тяжел может быть иной Крест по сравнению с твоим.
Я сумела вынырнуть из болота отчаяния и понять, как милостив Господь, только с Ним можно пережить любую беду. Я верю, что Господь забрал моего мужа, потому что иначе было нельзя. Я принимаю это. Он сделал нас счастливее, потому что уже тогда знал, что я буду благодарить Его за каждую секунду своей жизни. И я благодарю.

Фома.Ru

16 июня 2011 г.
_________________
Господь Защититель мой кого убоюся!

[Кто здесь]

Мориц Роолингз
За порогом смерти очень интересная книга, написанная врачом-кардиологом

http://azbyka.ru/zdorovie/za-porogom-smerti

ГЛАВА 1
В АД И ОБРАТНО
Все большее число моих пациентов, перенесших состояние клинической смерти,
говорят мне, что после смерти существует жизнь и что там есть Рай и ад. Сам я
всегда полагал, что смерть это не более как физическое угасание, и
подтверждением того была моя собственная жизнь. Однако, теперь я был вынужден
изменить свои взгляды в корне, и таким образом пересмотреть всю свою жизнь, и
мало что нашел в ней утешительного. Я увидел, что это и в самом деле небезопасно
f- умирать!
Переворот в моих убеждениях явился следствием происшествия уж\е упомянутого
мною, и вот с чего все это для меня началось. Однажды я попросил одного из моих
пациентов пойти на процедуру, которую мы называем «проверкой на стресс» и
которая позволяет определить состояние грудной клетки больного. Во время этой
процедуры мы даем пациенту определенную нагрузку и одновременно регистрируем
удары сердца. Посредством тренажера* удается стимулировать движения больного
так, что от ходьбы он постепенно переходит к бегу. Если симметрия на
электрокардиограмме** в процессе таких упражнений нарушается, то это означает,
что грудные боли у пациента наверняка возникают вследствие сердечных нарушений,
что является начальной стадией стенокардии.
*Тренажер — установка, имитирующая важнейшие элементы какого-либо вида
деятельности. (Прим. перев.)
**Электрокардиограмма (сокращенно ЭКГ) - кривая, отражающая изменения во времени
разности потенциалов электрического ноля сердца при его сокращениях. (Прим.
перев.)
Этот пациент - бледный сорокавосьмилетний мужчина -служил деревенским
почтальоном. Среднего телосложения, темноволосый и с приятной наружностью. К
несчастью, в начатой процедуре ЭКГ не только «сбилась», но и показала полную
остановку сердца. Он упал на пол у меня в кабинете и начал медленно умирать.
Это не была даже мерцательная аритмия*, а именно остановка сердца. Желудочки
сократились, и сердце безжизненно остановилось.
Приложив к его груди ухо, я не мог ничего услышать. Не прощупывался пульс и
слева от адамова яблока. Он раз или два вздохнул и замер окончательно. Мышцы сжались в безвольных конвульсиях. Тело начинало приобретать синюшный цвет.
Это случилось около полудня, но, Хотя в клинике кроме меня работало еще шесть
докторов, всё они ушли в другой госпиталь на вечерний обход. Оставались только
медсестры - однако они не растерялись и поведение их заслуживает похвалы.
Пока я производил закрытый массаж сердца, надавливая на грудную клетку пациента,
одна из медсестер начала искусственное дыхание изо рта в рот. Другая сестра
принесла облегчавшую эту процедуру дыхательную маску. Третья подкатила запасную
коляску с оборудованием электрокардиостимулятора**. Но, ко всеобщему огорчению,
сердце не подавало никаких признаков жизни. Наступило полное блокирование* * *
сердечной мышцы. ЭКС должен был устранить эту блокаду и увеличить количество
ударов сердца от 35 до 80 -100 в минуту.
* Мерцательная аритмия — прекращение выполнения предсердиями насосных функций с
полной нерегулярностью интервалов между сердечными сокращениями и силой
сокращений желудочков сердца. (Прим. перев.)
** Электрокардиостимулятор (сокращенно ЭКС) — аппарат для искусственного
ритмичного возбуждения деятельности сердца генерируемыми электроимпульсами.
(Прим. перев.)
*** Полная блокада сердца — полная утрата способности всех проводящих отделов
миокарда (стенки сердца, образованные сократительными мышечными волокнами)
проводить возбуждение. (Прим. перев.)
Я ввел провода стимулятора в крупную вену ниже ключицы - ту, что непосредственно
идет в сердце. Один конец провода был введен в венозную систему и оставлен
свободным внутри сердечной мышцы. Другой его конец соединялся с маленькой
энергобатареей - приспособлением, регулирующим деятельность сердца и не дающим
ему остановиться.
Пациент начал приходить в себя. Однако стоило мне по какой-либо причине прервать
ручной массаж грудной клетки, больной вновь терял сознание и его дыхательная
деятельность прекращалась - смерть наступала вновь.
Всякий раз, когда его жизнедеятельные функции восстанавливались, этот человек
пронзительно кричал: «Я в аду!» Он был донельзя перепуган и умолял меня о
помощи. Я очень боялся, что он умрет, но еще больше меня испугало упоминание об
аде, о котором кричал он, и где самого меня не было. Этот случай стал для меня
причиной написания данной книги.
В этот момент я услышал от него довольно странную просьбу: «Не
останавливайтесь!» Дело в том, что пациенты, которых мне до сих пор приходилось
реанимировать, первым делом обычно говорили мне, как только к ним возвращалось
сознание: «Прекратите терзать мою грудь, вы делаете мне больно!» И это вполне
понятно - у меня достаточно силы, так что при закрытом массаже сердца я иногда
ломаю ребра. И все же этот пациент говорил мне: «Не переставайте!»
Лишь в тот момент, когда я глянул на его лицо, меня охватила настоящая тревога.
Выражение его лица было гораздо хуже, чем в момент смерти. Лицо искажала жуткая
гримаса, олицетворявшая ужас, зрачки расширены, и сам он дрожал и обливался
потом,- словом, все это не поддавалось описанию.
Далее произошло следующее - он широко открыл глаза и сказал: «Вы не понимаете? я
в аду! Когда вы перестаете делать массаж, я оказываюсь в аду. Не давайте мне
туда возвращаться!»
Привыкнув к пациентам, находившимся в подобных эмоциональных стрессах, я не
обратил на его слова никакого внимания и помню, как сказал ему: «Я занят, не
мешайте мне с вашим адом, пока я не уберу на место стимулятор».
Но человек говорил это серьезно, и до меня наконец дошло, что беспокойство его
SmertiNet.ru 6
было неподдельно. Он находился в такой степени панического ужаса, подобной
которой мне никогда не приходилось видеть ранее. В результате я начал
действовать с лихорадочной быстротой. Между тем, за это время пациент еще три
или четыре раза терял сознание и вновь впадал в состояние клинической смерти.
Наконец, после нескольких таких эпизодов он спросил меня: «Как сделать, чтобы
мне выбраться из ада?» И я, вспомнив, что когда-то приходилось учить в
Воскресной школе, сказал ему, что Единственный, Кто может заступиться за него,
это Иисус Христос.
Тогда он сказал: «Я не знаю, как это правильно сделать. Помолитесь за меня».
Помолиться за него! Сколько нервов! Я ответил, что я врач, а не проповедник.
Но он повторил: «Помолитесь за меня!»
Я понял, что выбора у меня нет - это была предсмертная просьба. И вот, пока мы
работали,- прямо на полу - он повторял за мной мои слова. Это была очень
простенькая молитва, поскольку до сих пор в этом отношении у меня не было
никакого опыта. Вышло что-то примерно следующее:
Господь мой Иисус Христос!
Прошу Тебя спасти меня из ада.
Прости мои прегрешенья.
Я всю жизнь буду следовать Тебе.
Если я умру, то хочу пребывать па Небесах.
Если останусь жить, то навсегда буду верен Тебе.
Наконец, состояние больного стабилизировалось, и его отвезли в палату. Я пришел
домой, сдунул пыль с Библии и принялся за чтение, желая найти там точное
описание ада.
В моей медицинской практике смерть всегда являлась делом обыденным, и я считал
ее простым прекращением жизнедеятельности, которое не влечет за собой какой-либо
последующей опасности или угрызений совести. Однако теперь я был убежден, что за
всем этим кроется что-то еще. В Библии о смерти говорилось как о конечном уделе
каждого. Все мои взгляды требовали пересмотра, и мне необходимо было расширить
свои познания. Иначе говоря, я искал ответ на вопрос, который подтвердил бы
истинность Писания. Я обнаружил, что Библия - это не просто историческая книга.
Каждое слово проходило в самое сердце и оказывалось верным. Я решил, что мне
необходимо начать лучше и внимательнее изучать ее.
Пару дней спустя, я подошел к своему пациенту, желая расспросить его. Подсев к
изголовью, я попросил его припомнить, что он на самом деле видел в том аду. Был
ли там огонь? Какой из себя дьявол, и были ли у него вилы? Что все это
напоминает, и с чем ад можно сравнить?
Пациент пришел в изумление: «О чем вы говорите, что за ад? Я не помню ничего
подобного». Мне пришлось подробно объяснять ему, напоминая каждую деталь,
описанную им два дня назад: и то, как он лежал на полу, и стимулятор, и
реанимацию. Но несмотря на все мои усилия, ничего плохого о своих ощущениях
пациент припомнить не мог. По всей видимости, переживания, которые ему пришлось
испытать, были столь ужасны, столь отвратительны и болезненны, что мозг его был
не в состоянии справиться с ними, так что впоследствии они были вытеснены в
подсознание.
Между тем, этот человек неожиданно стал верующим. Теперь он - ревностный
христианин, хотя до этого в церковь заходил лишь случайно. Будучи крайне
скрытным и застенчивым, все же он стал непосредственным свидетелем Иисуса
SmertiNet.ru 7
Христа. Он также не забыл нашу молитву и то, как он раз или два «терял
сознание». Пережитого в аду он по-прежнему не помнит, но говорит, что видел как
бы сверху, с потолка, тех, кто находился внизу, наблюдая, как они работали над
его телом.
Кроме того, он помнит встречу со своей покойной матерью и покойной мачехой в
один из таких эпизодов умирания. Местом встречи было узкое ущелье, полное
прекрасных цветов. Он видел и других покойных родственников. Ему было очень
хорошо в той долине с яркой зеленью и цветами, и он добавляет, что вся она была
освещена очень сильным лучом света. Свою покойную мать он «увидел» впервые, так
как умерла она двадцати одного года, когда ему было всего пятнадцать месяцев, и
отец его вскоре женился вторично, а ему никогда не показывали даже фотографии
его матери. Однако, несмотря на это он сумел выбрать ее портрет из множества
других, когда его тетка, узнав о случившемся, принесла для проверки несколько
семейных фотографий. Ошибки не было - те же каштановые волосы, те же глаза и
губы - лицо на портрете было копией виденного им. И там ей все еще был двадцать
один год. Что виденная им женщина была его матерью, не оставалось никаких
сомнений. Он был поражен - не менее поразительным это событие оказалось и для
его отца.
Таким образом, все это может служить объяснением того парадокса, что в
литературе описываются только «хорошие впечатления». Дело в том, что если
пациента опросить не сразу после реанимации, то плохие впечатления изглаживаются
из памяти, и остаются только хорошие.
Дальнейшие наблюдения должны будут подтвердить это открытие, сделанное врачами в
палатах интенсивной терапии, а самим врачам следует найти в себе мужество
обратить внимание на исследование духовных феноменов, что они могут сделать
опросив пациентов сразу же после их реанимации. Так как лишь одна пятая
вернувшихся к жизни больных рассказывает о пережитом, то многие такие интервью
могут оказаться бесплодными. Если же поиски наконец увенчаются успехом, то их
результаты можно будет сравнить с жемчужиной, которую считали безделушкой,
найденной в груде мусора. Именно такие «жемчужины» избавили меня от мрака
неведения и скептицизма и привели к убеждению, что там, за пределами смерти,
есть жизнь, и жизнь эта - не всегда сплошная радость.

далее по ссылке..[/i]
_________________
Господь Защититель мой кого убоюся!

[Лариса 31-05]

Кто здесь, спасибо за статью, за материал, что вы нам даёте....Хоть и слаба во мне ВЕРА, но читаю с интересом....

[Просто Ирина]

Кто Здесь, хочу присоединиться к Ларисе. Спасибо за интересную информацию.

[Кто здесь]

Спасибо и вам, храни вас Христос.
_________________
Господь Защититель мой кого убоюся!

[Кто здесь]

Моим сыновьям Глебу и Борису посвящается


Все, что описано в этом рассказе, случилось с нами в реальности. Ни слова или события не придумано.
Мой сын Борис родился в последний день весны. Он был для нас с женой желанным ребенком. Жена разбудила меня утром и сказала, что пришло время. Мы сели в машину и поехали в роддом. Для себя я решил, что обязательно буду присутствовать при родах. Когда рождался мой старший сын, я еще не понимал, какое это большое событие - рождение ребенка, нашего ребенка. А теперь у меня появилась прекрасная возможность увидеть все собственными глазами.
Некоторое время мы провели в подготовительной комнате, схватки становились сильнее, и жену увезли в родовую. Какая-то медсестра пыталась возразить против моего присутствия, и я на это ответил, что рождается мой сын, и вопрос моего присутствия решено давно и однозначно.
Весь процесс родов я наблюдал с начала до конца и был первым, кто поздравил нашего сына Бориса, а именно такое имя мы решили ему дать, с приходом в этот мир.
До года Борис рос нормальным ребенком. Он набирал вес, нормально ел и по графику спал. Но потом начались проблемы с едой. Борис не хотел почему-то начинать есть твердую пищу, и жена все перетирала ему с помощью блендера. И, несмотря на это, довольно часто прием пищи заканчивался тем, что ребенок срыгивал все, что только что съел. Причину этому мы, как и педиатры, видели в том, что Борис очень часто болел простудами. И этому находилось логичное объяснение: старший сын приносил инфекцию из школы, а младший, в отличие от нас, взрослых, еще не мог этой инфекции противостоять.
Боря был чрезвычайно красивым ребенком. Все родители так думают о своих детях, и в нашем случае не только мы, но и все вокруг так говорили. Я всегда считал, что волосы не может быть украшением для мужчины и для мальчика тоже. Но не всегда удавалось вовремя постричь Борю. Тогда у него отрастали светлые волосы, вьющейся, и он становился похожим на ангела, такого, как их рисуют. Все так и говорили: "Наш ангелочек".
Ходить Боря научился вовремя. Но была одно препятствие, которое мешало свободному передвижению ребенка - порог между залом и кухней. Однако Боря никогда не отступал, он тренировался переходить через этот порог десятки раз, пока не научился. Телевизор у нас стоит не высоко, и Боря быстро научился выключать его кнопкой. Делал он это в момент, когда программа была интересная, а потом смотрел на меня и хитро улыбался. Я был вынужден ставить детский манеж таким образом, чтобы закрыть для Бори доступ к телевизору. Так же быстро Борис научился включать и выключать компьютер, и каждый раз, когда я вставал из-за компьютерного стола, я должен был с этим считаться. А еще Боря очень любил рекламу. Жена всегда включала рекламу, когда кормила Бориса.
Купал Борю я всегда сам. И хотя в это время по телевизору шли интересующие меня передачи, я так привык и полюбил эту процедуру, даже тосковал, когда по каким причинам купание проходило без меня.
Характер у Бори формировался сложный. Если он чего захочет, то упорно добивался своего, и запретить ему, или переключить внимание на что-то другое было довольно трудно. Иногда у него случались приступы непонятного беспокойства и даже агрессии. Он ходил по комнатам и даже не плакал, кричал. Мы спрашивали:
- Что у тебя болит, Боря?
И он ничего не мог нам сказать, потому что еще не умел разговаривать. Однако хорошо все понимал.
Особый восторг у ребенка вызвало звездное небо и Луна. Я даже нашел в Интернете фото Луны и показывал эту картинку Боре. Сын с восторгом смотрел на экран монитора.
Когда у меня появился цифровой фотоаппарат, я сделал несколько видео Бори. Вечером часто сын садился ко мне на колени и мы вместе смотрели эти файлы. Но иногда, неизвестно почему, у меня появлялось странное и ужасное ощущение, что Бори нет, а записи - единственное, что осталось.
На улице, во время прогулок, любимым делом Бориса становился сбор окурков. Мы выходили в парк, я вынимал Борю из коляски и он без промедления начинал собирать и приносить мне окурки, которых в нашей стране всегда много вокруг. Все буквы и цифры Боря озвучивал одним единственным звуком "А". Мы подходили к стоящим машинам, Боря начинал искать любимую букву на номерном знаке и очень радовался, когда находил.
В нашем дворе стоит высокая гимнастическая перекладина. Однажды я подсадил Борю и показал, как надо держаться и как висеть. Это стало любимым развлечением. Боря подходил к перекладине, показывал пальцем и говорил: "АААА". Это означало, что я должен поднять его, чтобы он повис на перекладине. Я поднимал Борю и убирал руки. Сын висел довольно долго как для двухлетнего ребенка, а когда срывался и падал в мои руки, то сразу же просил повторить. Он был смелым и веселым ребенком. Я не могу припомнить ни одного случая, чтобы Боря чего-нибудь или кого-нибудь испугался. Он был таким, каким я и хотел видеть своего сына.
После своего второго дня рождения Боря похудел еще сильнее, а цвет кожи приобрел болезненый, слишком бледный оттенок. Мы с женой не на шутку взволновались и обратились к участковому педиатру, проконсультировались у заведующей педиатрическим отделением, сделали анализы, но ничего угрожающего не нашли. "Кормите ребенка лучше," - советовали нам, и все же направили на расширенное обследование в детскую областную больницу. Две недели обследования ничего не выявили и нас уже готовили на выписку, но в последний день, в пятницу, направили на МРТ (магнитно-резонансную томограмму) головного мозга. Это посоветовал генетик, который заметил некоторые несоответствия в анализе.
Я отвез жену с сыном, врача-анестезиолога и медсестру в больницу, где находился аппарат для МРТ, а после обследования забрал их обратно. Уже когда мы заезжали на территорию детской больницы, дорогу нам перебежал черный кот. "Дневные черные коты не предвещают ничего плохого" - пошутила жена, а врач и медсестра как-то странно переглянулись. А еще в начале лета исчез наш домашний белый кот, но тогда этому никто не придал особого значения.
Через час после возвращения в больницу жена позвонила мне и сквозь слезы сказала, что у Бори опухоль головного мозга. Я не сразу осознал всю сложность этого диагноза, но когда пообщался с врачами, хотя они и не говорили много, по выражению их лиц понял, что проблема очень серьезная.
Нас направили в Киев, в институт нейрохирургии им . Ромоданова. Не теряя времени, я поехал покупать билеты. В кассах железнодорожного вокзала стояла длиннющая очередь, билетов не было некуда, но на наш поезд почему оказались, да еще такие, как нам надо. Участковый педиатр тоже оказалась на месте, она была нужна, чтобы написать нам справку. В обл . здраве я получил направление быстро и без проблем, и это в пятницу, во второй половине дня. Нам везло, я начал верить, что все будет хорошо. Перед отъездом я нашел старую подкову и прибил у двери - на счастье.
Выходные я посвятил изучению опухолей и методов их лечения. Поскольку нейрохирурги из Детской обл .. больницы наотрез отказались что-либо рассказывать, я поехал во взрослую обл . больницу, поговорил с дежурным врачом, встретился с моим товарищем невропатологом и посоветовался с ним. Из Интернета я узнал о гамма ноже и кибер ноже, которые могут удалять опухоли без оперативного вмешательства. Гамма ножа в Украине не было, на него собирали деньги всей страной, и приобрели вместо него кибер нож, который дешевле, хотя по некоторым оценкам менее эффективен. Да и тот сейчас еще не работал. Оборудование было закуплено, стояло в том же институте Ромоданова и ждало, пока для него построят отдельное помещение. Кибер нож был в частной клинике где-то недалеко от Киева, операция там стоила бешеных денег и, как я узнал позже, никакой гарантии в успешном результате такого лечения не было. В США гамма ножей больше сотни, в Европе - десятки, даже в России есть несколько. Мне стало обидно за свою страну, в которой строятся вертолетные площадки для президента, тратятся миллиарды долларов на стадионы и не построен хотя бы один комплекс для лечения больных на опухоли, хотя деньги для этого уже собраны украинцами. Однако каждый народ имеет такую ??власть, которую заслуживает.
Но худьшее, о чем я узнал, это то, что и гамма нож, и кибер нож могут удалять опухоли, размер которых не превышает 30 мм, а опухоль моего сына была значительно больше. Поэтому оставалось только оперативное вмешательство.
В Киев мы доехали без проблем. Боря даже немножко поел, нормально спал и мы все больше верили, что все будет хорошо. Нас встретили и отвезли в институт нейрохирургии. Жена с сыном ждали, а мне пришлось изрядно побегать между корпусами и кабинетами, разнося всевозможные бумажки. "Это не Рудольфинерхаус" - подумал я, прежде чем мы попали к врачу, который был в тот день на приеме. Врач быстро посмотрел МРТ, сказал, что нужна операция и после консультации с зав отделением направил жену с сыном на койку в коридоре. Палаты были переполнены.
Я поселился в квартире знакомых, которые были в отъезде. Всех почему волновало, что я буду есть. Меня это не беспокоило. Единственное, без чего мне трудно было бы обойтись - сигареты и чай.
В начале нашего пребывания в Киеве я еще сохранял некоторый оптимизм. Побывал возле Печерского суда, где в это время рассматривали дело Тимошенко, несколько раз ездил в гидропарк и даже устроился в спортзал и посещал тренировки. Но чем ближе становился день операции, тем меньше меня интересовало что-либо другое, кроме моего сына.
Однажды в метро я совершенно случайно встретил свою знакомую, с которой учился в институте и которую не видел лет 20. Коротко я рассказал ей ситуацию, мы обменялись номерами телефонов и она по обещала помочь деньгами в случае необходимости. Мысленно я посчитал, что вероятность такой встречи - один до полумиллиона. Нам везет - подумал я.
Пару раз я покупал лотерейные билеты, и каждый раз выигрывал небольшие суммы. Я прекратил играть - испугался что выиграю, что удача придет ко мне, а не к моему сыну.
Институт нейрохирургии был ужасным местом. Из него никто не ехал счастливым. Даже удачная операция не гарантировала дальнейшего выздоровления. Главная причина возникновения опухоли - расстройство иммунитета, когда иммунная система не уничтожает клетки, которые мутировали. Такие клетки множатся и из них создается и вырастает опухоль. То, что опухоль удалили, вовсе не означает, что через некоторое время она снова не вырастет на том же самом или в новом месте. Причина расстройства иммунитета в мутации генов, и как с этим бороться, наука пока не знает.
В институте мы познакомились с женщиной из Харькова. Она с 21-летним сыном тоже находилась на лечении. Первая опухоль у ее сына возникла в 7-летнем возрасте. Она с сыном объездила все клиники Украины, была и в России, опухоли удаляли, и они вырастали вновь и вновь. Вся ее жизнь превратилась в борьбу с опухолями, и будет ли в этой борьбе победа? И я подумал о том, что мы с женой приложим все усилия, чтобы наш ребенок жил. Даже если Борис останется инвалидом, он всегда будет получать от нас любовь и заботу. Но согласился бы Боря на такую ??долю, когда бы смог это понять ........... и если бы смог. Зная его характер, убежден, что нет.
Каждый день я приезжал в институт и мы с Борей гуляли. Жену с сыном довольно быстро перевели в палату, причем в одну из лучших, с металло пластиковыми окнами и даже кондиционером. В детское отделение часто наведывались иностранные волонтеры, одетые клоунами. Но Борю это не интересовало. Он рвался на улицу, на волю. Особенно его интересовали высокие объекты - трубы и вышки. Рядом стояла котельная недостроенного дома с высокой трубой. На каждой прогулке мы обязательно подходили к трубе, я ставил Борю на фундамент, мы вместе стучали по трубе, Боря смотрел в небо, показывал на него рукой и говорил мне: "ААААААААА".
Во время прогулки Боря знал все трубы и вышки на нашем маршруте. У каждой я останавливал коляску, а Борис показывал рукой то ли на трубу, то ли на небо и говорил свое АААА. Кормление голубей в парке у института также стало нашим любимым развлечением. Я рассыпал крошки хлеба все ближе и ближе к себе, кормил голубя прямо с руки, а потом ловил и отпускал в небо. Боря смеялся, смотрел вслед голубю, показывал пальцем то ли на голубя, то ли на небо и говорил мне: "АААААААААА".
Однако было одно место, которое мы пытались обходить. Это был морг. И расположен он как раз в центре всего комплекса корпусов института, поэтому обойти его было почти невозможно.

Благодаря приема препаратов, замедляющих рост опухоли, состояние Бори немножко улучшилось. Ребенок более - менее нормально ел и даже немного набрал вес. Мы ждали на операцию, и ее все откладывали. Реанимация была переполнена, и для послеоперационных больных просто не было места. По крайней мере нам так говорили. В реанимации было несколько больных, которые уходили, но конечно никто не мог ускорить события.
В середине второй недели нашего пребывания в больнице состояние Бори снова начало ухудшаться. Препараты могли давать только временный эффект. Оно и понятно: если бы этими препаратами могли лечить опухоли, не возникало бы необходимости в операциях. Боря мог лежать на кровати и просто смотреть в одну точку. Видеть это было больно. Иногда, не зависимо от того, находился ли я в больнице, или в другом месте, из глубин подсознания выскакивало страшное слово "не жилец". Усилием воли я гнал дурные мысли и заставлял себя думать только положительно.
За время пребывания в больнице я открыл три кредитные линии в ближайшем банке. Я не мог даже подумать, чтобы мой ребенок погиб по причине отсутствия у нас денег. Плюс перед отъездом мы собрали все деньги, какие только могли. В этом плане я был относительно спокойным.
Наконец день операции был назначен - понедельник. Как раз в этот день заканчивалась третья неделя нашего пребывания в Киеве. Все необходимое для операции уже было нами приобретено. Оставалось надеяться на мастерство хирургов, но больше всего на Бога. Еще в начале нашего лечения в институте мы ездили в монастырь, поставили свечи и заказали все молитвы, которые необходимы в таких случаях. Прямо на территории института тоже была небольшая церковь и там никогда не бывало пусто.
Отдельной проблемой было обеспечение послеоперационных больных кровью. В институте есть пункт то ли переливания, то ли хранение крови, однако собственных запасов там по неизвестным причинам никогда не было.
Медработник из пункта тоном школьного учителя объяснила мне, что в день операции я должен поехать в больницу, которая находится на левобережье, взять там кровь и плазму и привезти в институт. За кровь и за плазму я оставлю залог, который мне вернут, если в срок я приведу необходимое количество доноров. "А если у родственников нет денег и негде найти доноров, то человек просто умирает?" - подумал я. Но что бы я не думал - ничего не изменится, поэтому надо было действовать как сказали.
В выходные в больницу приезжал Владимир Кличко с какой-то немецкой делегацией. Моя жена была единственной из отделения, кому удалось взять у него автограф. "Глебу и Борису" - написал Владимир и поставил подпись.
И вот наступил понедельник. Понедельник считается неудачным днем, но я об этом даже ни разу не вспомнил. Он стал днем ??нашей с женой надежды. Еще накануне я проехал нужным маршруту, стараясь использовать метро. Наземный транспорт может остановиться в пробках, а задержки я допустить не мог. К тому же, у меня постоянно начали останавливаться часы. Тогда я не знал, что это само время пытается остановиться. Кровь была привезена мною вовремя. Операция началась.
Удаление опухоли 4-го желудочка головного мозга является операцией наивысшей категории сложности среди всех существующих. Наиболее проблемным было то, что опухоль опускалась ниже по стволу мозга, а именно там находятся центры, отвечающие за жизнедеятельность: дыхание и сердцебиение.
Все время, пока длилась операция, мы с женой не находили себе места. Я не врач нейрохирург, но мне очень хотелось присутствовать при операции. Я почему-то считал, что именно мое присутствие могло бы спасти ребенка в случае возникновения каких-либо сложных ситуаций. Однако это было невозможно. Нам оставалось только ждать и надеяться.
Операция длилась очень долго, а когда закончилась, то ничего хорошего мы не услышали. "Состояние ребенка очень тяжелое" - сказали нам. Боря не дышал самостоятельно, не держал температуру тела, а пульс поддерживался благодаря введению препаратов.
На следующий день, во вторник, я снова поехал покупать кровь, только теперь в другой конец города. Там о залоге речи не было, давай деньги - забирай кровь. А вечером нас пустили к Боре. Это был плохой знак. К тем, кто выздоравливает, обычно не пускают. Мы с сердцами, что трепетали, подошли к кровати, на которой лежал наш сын. Мы понимали, что возможно в последний раз видим его живым. Боря самостоятельно не дышал и не реагировал ни на какие внешние раздражители. Но мы все еще надеялись на чудо. Жена дважды поцеловала руку ребенка. Рука была прохладная.
В среду утром я снова был в больнице. Кровь была не нужна. Мы решили поставить свечи в церкви что при институте. Перед входом в церковь мы вместе начали плакать. Я не мог вспомнить, когда плакал в последний раз, а здесь просто рыдал на ступенях церкви. Свечи мы таки поставили, немного послушали службу и пошли прогуляться. Было около 10-ти утра. После посещения церкви на душе стало как-то спокойнее. Стояла отличная погода, не было ни холодно, и не жарко, ласково светило солнце. Мы пошли посмотреть и узнать условия в мини отель, который находился прямо на территории института. Я решил следующую ночь провести именно там, чтобы быть ближе к жене и сыну. Вернувшись в институт, мы сели под окнами реанимации и просто беседовали на разные посторонние темы. Все было как всегда, только голуби, которых обычно было много кругом, куда делись.
- Пошли поставим еще свечи, - предложил я, - те, что мы поставили утром уже наверное догорели.
Когда я уже собирался преподносить огонек к свечам, жене позвонили.
- Меня вызывают в реанимацию, - сказала жена, - я побежала.
- Подожди, - ответил я. - Сейчас разожгу свечи и пойдем вместе. Уже не надо спешить.
Мы плохо помним, что говорил нам врач - реаниматолог, но все было понятно и без
слов. На глазах у присутствующих медсестер были слезы. Жена пошла в палату, а я остался у входа в палату. В это время медсестра и санитарка выгоняли всех из коридора, хотели выгнать и меня.
- Это мой сын, - сказал я и меня не трогали.
Из реанимации выкатили каталку, на которой лежало маленькое тело, с головой накрытое простыней. Я хотел убрать простыню и посмотреть, но меня остановили.
- Не здесь, - сказала медсестра и позволила сделать это только возле лифта. Уже в лифте я убрал простыню и увидел своего сына. Я положил обе руки на грудь Бори и прошептал:
- Боря, Боренька.
Тело было уже холодное. Каталку с сыном покатили в морг, тот самый морг, который мы так старательно обходили.
Я забрал жену из палаты и мы пошли в церковь, вновь поставили свечи, только теперь уже на другую подставку - за упокой. Надо было, как нам сказали, дождаться нашего врача, который в это время был на операции. Наконец операция закончилась и врач появился. Он все время говорил: "Соболезную" и прятал от меня глаза. Потом с женой мы часто думали, ненавидеть врачей за такой исход операции или благодарить их за то, что дали нам возможность побыть вместе с нашим сыном дополнительные три недели? Скорее все же благодарить. Слишком велика была опухоль и очень близко расположена к стволу головного мозга. Шансов у Бори почти не было, и врачи, которые делают по несколько подобных операций за месяц, отлично знали об этом. И если бы операцию сделали сразу после нашего приезда, то результат был бы тот же, а последних трех недель просто не было. Кроме того, как позже показали результаты исследования, опухоль была наивысшей степени злокачественности, хотя в головном мозге доброкачественных просто не может быть.
Вместе с врачом мы оформили справку, я отказался от вскрытия, так как не видел в этом никакой необходимости - причина смерти была ясна, и я написал, что претензий не имею.
Потом мы с женой подошли в морг. И хотя было без пятнадцати три, а надпись на морга свидетельствовал, что рабочий день до трех, двери были закрыты и на них висел замок. Мы сели у дверей морга и не знали, что делать. Оставаться еще на ночь в этом месте было невозможно.
- За что Бог так наказал нас? - спросила меня жена.
Я тоже думал об этом, вспоминал всю свою прошлую жизнь. В нашей жизни, как и в жизни почти каждого человека, было много грехов, но таких, чтобы наказывать страшной карой - пережить своего ребенка, я не нашел.
- Нет, - ответил я. - Бог не наказал нас, Бог послал нам на 2 года и 3 месяца ангела, и когда снова забрал его к себе, мы поняли, что есть в жизни настоящей ценностью.
Действительно, появление Бори совпала с началом финансовых проблем в нашей семье и деньги, которые мы получали в качестве пособия при рождении ребенка, позволяли нам сводить концы с концами. Мысленно я иногда обращался к Богу с просьбой удачи в финансовых делах. Не о том, о чем надо, я просил Бога, не о том ... Мой сын лежал мертвый за закрытыми дверями морга и все деньги мира не могли его вернуть.
Мы думали с женой, могли ли мы что-то сделать, чтобы спасти Борю? Опасность опухолей еще и в том, что их очень трудно обнаружить на ранних стадиях. У меня был хороший знакомый - врач стоматолог. Некоторое время мы тренировались в одном зале и мне было далеко до его результатов. Примерно год назад я встретил его со шрамом на полголовы.
- Опухоль, - пояснил он, - сначала просто болела голова, а потом вот, - и показал на шрам. Пол года назад он умер. Его огромный дом стоит пустой на соседней улице. Так как могли мы диагностировать опухоль у ребенка, когда даже врач ее у себя вовремя не заметил? Умом мы это понимали, но сердце нам говорило:
- Вы родители и были обязаны! Вы отвечали за ребенка!
Боря действительно был ангелом. Я вспомнил, как невероятно мне везло во время нашего пребывания в Киеве. Возвращались владельцы одной кварты, где я остановился - в этот же день уезжал из Киева мой брат со своей семьей и я переехал к нему. Все, чтобы я не задумал - осуществлялось, даже маршрутки подходили, стоило мне выйти на остановку. Я вспомнил, что мои хронические болезни меня совершенно не беспокоили, даже травмы, которых я получил много, будто бы зажили. И я подумал, что всю удачу я забрал себе, а для главного, для Бори ее просто не хватило.
Нет слов, которые могли передать наши с женой чувства. Понять нас может только человек, потерявший своего ребенка. Было такое впечатление, будто кто отрезал тупым ножом от наших душ ту часть, где находилось все хорошее.
На деревьях возле морга сидели голуби. Один из них был белый.
- Это Борина душа, - сказала жена, указывая на него.
Сидеть и ждать было невыносимо, мы взяли такси и поехали покупать гроб. В ближайшем похоронном бюро маленьких гробов не было, и мы поехали куда-то через весь Киев, но в конце концов таки нашли нужного размера.
На обратном пути жена вышла немного раньше, чтобы купить для Бори новую одежду. Покойник должен быть во всем новом - так ей посоветовали. Гроб я оставил у женщины вахтера в диспетчерской, а сам пошел искать дежурного врача, потому что без его письменного разрешения морг нам не открывали. Когда вернулся, гроб стоял у входа на скамейке. Мимо ходили больные.
- Его никто не возьмет, - заверила меня вахтер. - А нам страшно.
В конце концов я настоял и морг мне открыли. Я занес гроб и вещи и увидел Борю. Он лежал полностью обнаженный на деревянном столе. Рядом стояли банки с заспиртованными человеческими внутренностями, а на соседнем столе лежало еще несколько взрослых тел, накрытых простынями. В морге не только холодильника, даже вытяжки не было. Я понимал, что жене лучше этого не видеть, но не имел права ее не позвать. Моя жена - реанимационная медсестра, за свою жизнь он видел много, но эта картина шокировала даже ее.
- Надо найти патологоанатома, чтобы привести тело нашего ребенка в порядке, - сказал я.
- Не говори так, - заметила мне жена, - Это не тело, это наш Боря!
Целый день телефон патологоанатома не отвечал, и все же вечером я с ним связался, объяснил ситуацию и договорился о встрече. Мой друг дал мне свою служебную машину и мы забрали врача, точнее фельдшера, аж с окраины города и привезли в институт. Жена больше не могла заходить в морг, а я должен был - надо было все показать фельдшеру. Кроме того, выяснилось, что гроб, который мы купили, маловат. Человек, когда умирает, становится длиннее, а мы с женой этого не учли. Но фельдшер обещал что-нибудь придумать.
Привезти нас домой я попросил своего двоюродного брата. У него машина - микроавтобус. Выехали мы поздно вечером и ехали всю ночь. Жена пыталась заснуть, я же не мог этого себе позволить, потому что знал: если в машине все спят, то рано или поздно заснет и водитель.
Доехали мы без проблем. Да и разве могло быть иначе, когда вместе с нами ехал наш ангел, земную оболочку которого мы везли в багажном отделении? Гроб мы поменяли на больший и похоронили Борю в родном селе моей жены. Я попросил, чтобы место рядом оставили мне. Я был первый, кто встретил его в этом мире, и первый, кто трижды бросил горсть земли в его могилу.
Мы с женой хотим поблагодарить всех, кто помогал, поддерживал и сочувствовал нам в эти тяжелые дни нашей жизни, которая теперь четко разделена на "до" и "после". Мы уже никогда не станем такими, какими были раньше. Говорят, что время лечит. И чтобы хоть немножко залечить такие большие раны, как наши, не хватит целой жизни. Теперь я ничего не боюсь, потому самое страшное в жизни уже случилось, и ничего не хочу, ибо то, чего бы мне хотелось больше всего, невозможно. Я иногда улыбаюсь, но мне никогда не бывает весело.
В своем рассказе я сознательно избегал имен, кроме одного. Это рассказ о нашем сыне Бориса и ему посвящено. Я попробую разместить это произведение в Интернете. Боря был маленьким и немногие знали о нем. Я хочу, чтобы узнали. Возможно, тогда его душе будет лучше там, где она сейчас находится.
Наш старший сын, Глеб, еще недостаточно взрослый, чтобы понять всю глубину нашей потери. И наступит время, когда я попытаюсь объяснить ему, что теперь он должен жить на полную, жить за двоих.
Каждый вечер я выхожу во двор и долго смотрю на небо, звезды и луну, на которые так любил смотреть Борис. По странному стечению опухоль, которая повлекла его смерть, называется астроцитома. Она образовалась из перерожденных клеток - астроцитов, очень похожих на звезду, почему их так и назвали. Я думаю о том, что возможно где-то на Луне или на одной из звезд поселилась и Борина душа, и остатки моей души рвутся на встречу с ней.
Он родился в последний день весны и ушел от нас в последний день лета. Нам оставил осень, вечную осень ...
_________________
Господь Защититель мой кого убоюся!

[Irina120858]

Мы с женой хотим поблагодарить всех, кто помогал, поддерживал и сочувствовал нам в эти тяжелые дни нашей жизни, которая теперь четко разделена на "до" и "после". Мы уже никогда не станем такими, какими были раньше. Говорят, что время лечит. И чтобы хоть немножко залечить такие большие раны, как наши, не хватит целой жизни. Теперь я ничего не боюсь, потому самое страшное в жизни уже случилось, и ничего не хочу, ибо то, чего бы мне хотелось больше всего, невозможно. Я иногда улыбаюсь, но мне никогда не бывает весело.


Как одинаково болит....Мы все разные, а боль по ребенку одинакова у всех...
_________________
Ирина-мама Юрия 12. 08.86- 27.09.13
Зачем, сынок, пережила тебя любовь моя....

http://www.pomnim-skorbim.ru/grave.php?pid=44764

[Лариса 31-05]

"...Было такое впечатление, будто кто отрезал тупым ножом от наших душ ту часть, где находилось все хорошее............................................. "

Да...всё так....и осталась пустота , огромная зияющая, стонущая пустота, эхом отдающая во все части тела...НЕ осталось никаких чувств. кроме боли, тоски и вины , что НЕ УБЕРЕГЛА дитя....

[Кто здесь]

Лицом к лицу к смерти.

Грешники умирают лютой смертью. Я не исключение. Мой друг татуировщик Миша умирал в течении долгих одиннадцати дней. В мучениях и боли. Я чувствовал, я видел, что он уже близок, говорил ему все время: " Покрестись, а то так и помрёшь без Христа, я за тебя даже записочку за упокой души в храме подать не смогу". Миша умер, так и не покрестившись.
Его мать, глубоко верующая женщина сказала мне: " Надеюсь, что Господь очистил его путём мучительных страданий перед смертью от грехов. Надеюсь, что он ушёл туда со спокойствием ". Через месяц я оказался в специализированной больнице для людей, живущих с вич, в двухместном боксе с умирающим человеком. В его жизни, так же как и в моей есть много грехов, включая наркотики. Выглядел он жутко. Изможденный, земельного цвета, весь в трубках, памперсах, в агонии и бесконечных стонах.

Он вызывал у меня лишь два чувства - страх и отвращение. Приходя в себя, он просил о помощи. Просил воды, просил поправить одеяло, просил вызвать медсестру. Я отвергал его просьбы, устранялся от него. Он мешал мне. Мешал спать, мешал молиться, мешал читать Евангелие, мешал не думать о смерти, мешал не думать о себе. А потом Господь дал мне понимание того, что на его месте рано или поздно могу оказаться и я. Хотел бы я, чтобы со мной поступали так же? Нет. Стал оказывать ему помощь. Было стыдно, за себя такого. Во Христа верую, а кроме себя никого не вижу. Православным себя считаю, а к ближним жесток да бессердечен.

Через несколько дней, ночью он почти вплотную подошел к переходу в вечность. Меня срочно перевели в соседний бокс под предлогом того что на мое место положат ещё одно тяжелого. Но я знал, что это не так. Мой сосед просто умрет с минуты на минуту и видимо, по внутренним правилам этой больницы умереть он должен был в одиночестве. Я оказался в соседнем боксе, головой к голове с моим умирающим соседом, отделяла нас лишь стена, через которую все было слышно. Видимо в эти моменты человек чётко чувствует приближение своей смерти.
Мой сосед начал молиться. Громко и неистово. Он кричал в течение нескольких часов одну только фразу: " Господи дай мне сил! ". Так искренней молитвы, молитвы от всего сердца я не слышал никогда в своей жизни. Я молился вместе с ним пока он не затих. Просил у Бога сил для него. Просил у Бога прощения за моё жестокосердечие по отношению к нему. С рассветом, в окно бокса я увидел его мертвое тело, в пластиковом мешке, которое санитары везли в морг. Вот и всё. Отмучился. Его звали Сергей, ему было сорок два года. Нам грешникам Господь даёт мучительную смерть, таким образом, мы искупаем свои грехи. Или хотя бы часть из них.

Через неделю я вышел за ворота больницы. Я пошёл на поправку, меня выписали. Удивлял город со своим неизменным ритмом жизни. Я же словно вернулся в очередной раз с войны. Вымотанный, опустошенный, но живой. Словно два мира. Мир смерти, безумия и боли и мир другой, тот мир, в который я вернулся. Мир с людьми, сидящими на летних лавочках с мороженным в руках, мир с беззаботными парочками в парках, мир с людьми, думающими, что банки в России работают на клиента, мир с людьми, переживающими о том, что они не важно сегодня выглядят ввиду простуды на губах или прыщика на подбородке, мир с людьми, думающими о том как достойно прожить остаток своей жизни в социальных сетях, мир с людьми, не знающими, о существовании другого мира. Мира созданного моими собственными руками. Моего мира.
_________________
Господь Защититель мой кого убоюся!

[Кто здесь]

Как умирала моя мама? Моя мама умирала так...
Галина Алинина
ПАМЯТИ МАМЫ МОЕЙ (27 ноября)

Суровые нитки уже были, как струны, натянуты между колышками, обозначая грядки под озимый чеснок. Уже несколько раз бабушка, мама моя, успела мне выговорить, что руки у меня растут не из того места… У меня самой - внуки,а бабушка царит на своём огороде и держит меня « на подхвате». Я и впрямь, огородом мало занимаюсь, обычно организовывая десант из детей и внуков для посадки и уборки картошки, да необъятных заготовок консервов на зиму. Вот цветник – моих рук дело.


Бабушка вдруг присела на скамеечку и как-то безразлично махнула рукой:
- Устала я что-то, сажай уж сама.
Может быть кому-то смешно, а я-то знала, что ни при каких обстоятельствах, никому не позволялось делать, святая - святых, подзимние посадки и посев. Сердце моё дрогнуло от недоброго предчувствия. А, когда начала я сажать зубчики чеснока, и не последовало ни единого укора за «нерадивость» мою, лишь отрешённым взглядом смотрела она на осенний, наполовину облетевший сад, на ещё яркие астры, чуть прихваченные первым ночным заморозком, на не убранные кочаны поздней капусты и, неуместно ярко-зелёный сельдерей, я поняла, что войдёт нечто тревожное в нашу жизнь.


В ночь поднялась температура до 40. Утром вызванный врач поставил – «пневмония». Ухудшение нарастало с каждым часом. Больница. Всегда общительная, лежала она в палате безучастная к разговорам и историям женщин, которые часто случаются, словно специально припасёнными для больницы или соседки в купе поезда. Улучшения не было. Через неделю – злополучное УЗИ и приглашение меня в кабинет заведующей отделением:

- Диагностирован рак печени. У вашего врача в поликлинике получите направление в Областной Диагностический Центр, где вам должны подтвердить диагноз для возможности получения группы инвалидности и постановки на учёт, как онкологической больной. Предупреждаю, боли начнутся очень быстро. А мы вас выписываем, ввиду бесперспективности нахождения в условиях нашего стационара.


Весть об этом в палате разлетелась немедленно, женщины зашептались, лишь бедная моя мамочка была мною успокоена, что нас выписывают с тенденцией к улучшению для домашнего ухода. Давняя привычка «форсить» победила и на пороге жизни. Попросила принести ей нарядное бельё и чёрное выходное платье с кружевом. Собрав последние силы, медленно одевалась, как ей казалось, под оценивающими взглядами пожилых соседок, а , на самом деле, взглядами, полными сочувствия, и, тяжело передвигая ноги, покинула она больницу. Сил хватило лишь доехать до дома. В ночь температура вновь поднялась до 40 и моя терпеливая, никогда не жалующаяся мама, начала сначала стонать, а потом метаться и кричать от боли. Никогда я не слышала от неё такого крика, полного муки и безнадёжности.


Поймут меня читатели, пережившие долгий или, пусть, короткий срок ухода из жизни своего близкого, больного онкологией. Дрогнет сердце тех, кому предстоит испить эту чашу. Так уж, к сожалению, устроена наша здешняя жизнь, что, едва к сорока годам нашим, вырастают, отходят от рук дети и наступает благодатное время пожить «для себя», начинают болеть наши родители, которым за шестьдесят . И детям нашим не уйти от этой доли…


Давно от рака умер мой отец и, как зеницу ока, хранила мама в аптечке своей две таблетки п р о м е д о л а , оставшихся с тех горьких лет. Одна их них позволила нам дожить до утра, когда я бросилась назад в отделение, откуда мы были выписаны вчера.


Лечащий врач встретила холодно:
- Вы теперь не мои пациенты, будьте добры в поликлинику, запишитесь на приём к терапевту.

В регистратуре поликлиники мне сообщили, что терапевта до конца недели не будет, она в военкомате на призывной комиссии. Главный врач был на совещании в Администрации. Заместитель главного врача, роскошная женщина, которую я отыскала, открывая в панике двери всех кабинетов, пытаясь получить помощь, равнодушно сказала:"Попробуйте сначала принимать анальгин, а со временем вам пропишут более сильные препараты". Мне захотелось её убить!


Вернуться домой с пустыми руками я не могла . Аптека! Там поймут!
Объясняю ситуацию, достаю выписку из больничного отделения, на которую до сих пор никто не взглянул . Прошу сильного обезболивающего. Провизор мне сочувственно и толково внушает, что без рецепта мне ничего не дадут, но и с рецептом – тоже, потому что у их аптеки нет ЛИЦЕНЗИИ, (не помню, по какой причине), на продажу сильнодействующих препаратов.


Что же делать! Мне казалось, что я, такая уверенная и рассудительная, оказавшись вдруг между нечеловеческой болью матери и услугами медицины, начинаю сходить с ума. Так! Спокойно! Начну с самого начала! Рецепт! Нужен рецепт!


Еду в военкомат. Никогда в жизни не бывала в этом здании. Охрана не пропускает. Слёзы катятся у меня от горя и бессилия. Вызывают начальника. Нехотя открывают дверь. Бегу по коридору, ищу врачебную комиссию. Коридор заполнен восемнадцатилетними пацанами – призывниками. Какие они все здоровые! Как они весело ржут! Неужели кому-то ещё весело в этом мире!

Кабинет врачебной комиссии. Прошу пригласить терапевта. Женщина лет сорока, крайне возмущена – я отрываю её от работы. Время – одиннадцать. Боюсь даже подумать, чтО сейчас дома. Мама оставлена с внучкой-школьницей. Дочка моя, на которую у меня вся надежда, вернётся из командировки только к вечеру. Объясняю ситуацию, прошу помочь.

- Это не моя прерогатива. Онкологическими больными на полставки у нас в поликлинике занимается врач лор. Моё дело - направление к ней. Но, видите, я занята!
Рыдая, готова встать перед ней на колени.
- Ну, хорошо, - сжалилась она, - я напишу записочку, она примет Вас .


Назад в поликлинику! Третий этаж! Очередь! Господи, какая это большая и страшная очередь безнадёжных больных со смертной печатью на челе! Каково им было подняться на третий этаж. И для них - врач всего лишь на полставки!

У двери старик – живые мощи, в расшлёпанных по грязи валенках, в утлой шапке, вся грудь в орденах. Вхожу вместе с ним. Он тяжело шагает, оставляя на полу кабинета мокрые следы, и валится на стул. Пока он приходит в себя, кладу на стол записку от терапевта и выписку из стационара.

Врач пожилая, в круглых очках, устало, не удивляясь, поднимает на меня глаза. Прошу выписать наркотики прежде, чем у больной, хотя бы, упадёт температура и , может быть, появится возможность доставить её в Областной диагностический Центр, чтобы там получить разрешение на применение препаратов для обезболивания.

Она внимательно читает выписку и вдруг произносит почти сакральное для меня - кроме наркотиков, существуют ненаркотические сильнодействующие средства, к примеру, т р а м а д о л, и она сейчас выпишет мне его по особому рецепту, который необходимо будет подписать у Главного врача, поставить печать ещё у кого-то, но приобрести лекарство можно только в аптеках нашего Областного Центра, находящегося от нас на расстоянии около 70 км, и лишь в той аптеке, что обслуживает наш район. Она сообщит адрес и надеется, что лекарство окажется в наличии.


Получаю заветный рецепт, бегу к Главному. Он только что вернулся с совещания, обменивается мнением со своим замом. Та вопросительно смотрит на меня:
- Я же объясняла вам утром – начнём с анальгина!

Главврач смотрит бумаги, поднимает глаза на меня, мой замученный вид, кажется, внушает сочувствие:
- Боли непереносимые?
- Да!!!
Подписывает, кнопкой вызывает администратора с печатью (мне не искать!) , та прямо в кабинете ставит на рецепте печать. Лечу домой.


Мама мечется. Температура под сорок и возобновляется боль. Внучка- семиклассница пытается дать воды, поправить одеяло, надеясь, что пришло спасение, если вернулась я.
Но я сосредоточенно достаю, с величайшими предосторожностями, опасаясь выронить, последнюю крохотную таблетку п р о м е д о л а, даю принять маме, ожидаю несколько минут, пока придёт успокоение и уезжаю в город.

Моросит дождь, похолодало, и замерзающая дорога превращается в каток. Рано смеркается. Ох, что это была за дорога! С трудом находим нужную аптеку. Пятый час вечера.

Протягиваю рецепт – да, есть! Нужное лекарство есть! Девушка уходит с рецептом куда-то за дверь и вдруг возвращается озабоченная:
- Мы не можем Вам отпустить лекарство. Неправильно оформлен рецепт. А если проверка и это будет выявлено? Мы потеряем ЛИЦЕНЗИЮ! У меня подкосились ноги. Не в переносном, а буквальном смысле. Опять это страшное и магическое слово - ЛИЦЕНЗИЯ. Я опустилась на кушетку. Что делать! Что же, делать!


На улице было уже совершенно темно. Мне казалось, я потеряла дорогу. Я не знала – куда идти. Слёзы застилали глаза. Приостановилась у освещённого крыльца хорошо одетая женщина.
- Что случилось, Вам помочь?
- У матери рак, кричит, здесь в лекарстве отказали.
- Там за углом, пройдите один квартал - коммерческая аптека есть. Там помогут! Да, скорее, они, по-моему, до шести работают.
Не возвращаясь к машине, бегу, рискуя сломать ногу. Открыто! Протягиваю рецепт, и мне продают (!) лекарство, упаковку – 5 ампул. И предлагают ещё два препарата. С благодарностью, покупаю и это. Иду к выходу, клянусь, как выстрела в спину, боюсь, что окликнут, обнаружив ошибку в рецепте, и отберут лекарство. Но – пронесло!


Возвращаюсь домой в 9 вечера. Около мамы хлопочет приехавшая моя дочка. Ждут меня из последних сил. Укол и наша бабушка засыпает. Я перевожу дух, совершенно измученная. В запасе у меня два дня, пока хватит драгоценного лекарства.


Состояние больной моей мамы было таким ужасающим, что о доставке её в Диагностический Центр и думать было невозможно. Но и без наркотиков на долгий срок – не обойтись. Как быть?! Нахожу по справочнику межгорода телефон этого учреждения.

Приёмное отделение. Меня выслушивают и на просьбу сделать заключение заочно, по документам, которые я готова им сама завтра же привезти, отвечают категорическим отказом.

- Неужели всё-таки везти? Она же у нас умрёт дорогой.

- А Вы думаете, нам нужно, чтобы ваша бабушка умерла здесь на столе под рентгеном?

И, услышав, как повисла отчаянная пауза, «утешили»:
- Ваша мама долго не протянет. Вы же зачитали мне выписку и 82 года… Думаю, обойдётесь т р а м а д о л о м. Договаривайтесь со своим онкологом…

Утром у двери онколога нашего я была первой. И всё повторилось снова. Три раза ещё добывали мы бабушке своей возможность не жизни - ДОСТОЙНОЙ СМЕРТИ. Спасибо этой аптеке. Только теперь этим занималась моя дочь.


Умерла мама через 15 дней. В тот последний день, сразу после очередного укола, она попросила достать ей, неверующей, никогда не молившейся, из сумочки с документами образок Богородицы, крохотный, неведомо, где и когда ею купленный. Зажала его в руке и уже не выпускала больше.

- Присядь, - попросила она. Не плачь! Я поднимусь, я крепкая! Отца нашего во сне сегодня видела. Молодого. Помнишь рубашка голубая у него была. Вот, в рубашке этой, весёлый, без пиджака, жарко, лето, куда-то быстро идём с ним. Я, будто бы, отстаю, а он обернётся и рукой машет – «быстрее, догоняй!» . Хороший сон, дочка! На поправку пойду!
Так, с образочком в руке и задремала. Уснула. И ... не проснулась больше.
_________________
Господь Защититель мой кого убоюся!

[Просто Ирина]

Спасибо Вам, Кто Здесь, за рассказ. У меня тоже мама "уходила" вслед за своим покойным братом, только "разговаривала" она с ним находясь в полном сознании и бодрствовании... . Я случайно услышала, думала мама меня подзывает..... А через несколько дней она ушла сама... .

[Кто здесь]

Ирина, во Славу Бога.
_________________
Господь Защититель мой кого убоюся!

[Кто здесь]

Мы ждём его

В 2002 году 20 марта мы должны были отмечать юбилей моего отца, ему исполнилось 75 лет. Мама очень хотела, чтобы собралась вся семья, так как отец уже несколько лет болел раком легких, и это могло стать последним днём его рождения. И всё так получилось, что прилететь на торжество у меня не было никакой возможности, ведь родители жили в Красноярском крае, а я на Сахалине.



До лета не доживу
Праздновали без меня со всеми остальными родственниками. Я же лишь поговорила с папой по телефону, поздравила и пообещала, что летом обязательно приеду.

— До лета я не доживу, хотя и буду стараться, — с грустью заметил он.

А утром следующего дня позвонила сестра вся в слезах и сообщила. Что 15 минут назад у отца был приступ, пошла горлом кровь, и его увезли в больницу. Врачи сказали, что всё, конец. Расстроенная мама попросила меня приехать, чтобы помочь ей хоронить отца.

Первым делом тем же утром (хотя это у нас было утро, а у них в это время три часа ночи) я пошла в церковь и поставила свечку за здравие отца. Затем срочно оформила отпуск, чудом купила билет на самолёт и вечером была уже дома с мамой и сестрой. Папа тоже был там, ему стало гораздо легче и его отправили из больницы домой (вы же знаете, что умирающего человека в больницах долго не держат). Мы проговорили с ним почти всю ночь. Спать я легла лишь под утро.

Бабушка
И приснился мне сон, будто я в доме у родителей одна. Раздаётся звонок в дверь. Я открываю и вижу, что передо мной стоит бабушка, папина мама (она умерла в 1972 году). Она выглядела точно так, как. я её запомнила с детства. Одета она была во всё чёрное – платье, платок на голове. Тонкие губы поджаты, сама сухопарая и жилистая. Понимая, что этого не может быть, ведь она давно уже умерла, я, тем не менее, её спросила, что ей надо.

— Позови Виктора. Что он не идёт, мы его уже заждались! – ответила она.

— А куда вы его зовёте?

Стоит заметить, бабушка нас с сестрой не любила, никогда не хотела, чтобы мы к ней приезжали в гости. А после того единственного раза, когда мы всем семейством приехали в гости, у меня осталось воспоминание о том, что нам хотелось поскорее уехать от неё. И вот она во сне мне недовольно отвечает, поджав свои тонкие губы: — Как это – куда? К нам домой. Мы ждём его, ждём, а он всё не идёт. Ещё вчера должен был прийти.

— Как же он пойдёт к вам, если я только что приехала? – спрашиваю я её.

Бабушка посмотрела на меня строгим взглядом, вздохнула и говорит: — Ладно, пусть пока с тобой побудет. Я позже зайду.

И, отвернувшись от меня, она подошла к двери и медленно начала спускаться по лестнице. Тут я проснулась…

Улучшение
Когда я распахнула глаза, у меня было стойкое ощущение, что всё это произошло наяву. Меня не оставляло впечатление, будто я реально встречалась с бабушкой. Я даже побежала к двери и выглянула. Но нет, за ней никого не оказалось.

В этот день пришла медсестра, которая делала папе уколы. Она очень удивилась, что пациент так хорошо себя чувствует. Наверное, она рассказала папиному лечащему врачу, потому что вскоре та тоже пришла к нам домой и также удивлялась такому отличному состоянию своего больного. И все же она сказала, что отец проживёт от силы две недели.

Однако прошли две недели, три, месяц, а отец, наоборот чувствовал себя великолепно. Он даже начал подумывать о том, чтобы поехать с нами на дачу. Ведь на улице сияло солнышко, май вступал в свои права. Отпуск мой между тем перевалил за вторую половину. Близился День Победы. Отцу звонили из военкомата и предупредили, что 9 мая его придут поздравлять (он воевал с 1944 года на фронтах с Германией, а затем с Японией).

Второй визит
И вдруг в ночь с 6 на 7 мая мне снова приснился странный сон… Опять я одна. Опять раздаётся звонок в дверь. Открываю и вижу: стоят мои крёстная и крёстный, которые умерли в 1990 годы. Весёлые, молодые, нарядные, счастливые! Одеты они по-летнему, крёстная держит в руках букет полевых цветов. На крестном — соломенная шляпа, широкие штаны, как у Утёсова в фильме «Весёлые ребята». Перебивая друг друга, они стали просить, чтобы я позвала папу.

— Где Виктор? У нас уже все пришли, а его всё нет и нет! Мы долго его ждать будем?

— Куда он должен прийти? – спросила я. – Он же болеет и не выходит на улицу.

А они смеются, заигрывают друг с другом, в общем. Ведут себя как молодая пара.

— У нас скоро праздник, а он опаздывает! – заявили они.

Я ответила, что он уснул и мне не хочется его будить. Тогда они, смеясь, сказали, что придут сегодня вечером и чтобы он их ждал.

Где Никка?
Я проснулась. И опять ощущение реальности всего происходящего не покидало меня. Зачем они приходили? Чтобы забрать отца?

На календаре было 7 мая. Приближался любимый папин праздник. В обед мама ушла в магазин, и мы с папой остались вдвоём. Я смотрела телевизор, папа собирался лечь спать. И вдруг он спрашивает меня:

— А куда Никка ушла?

— Какая Никка? – не поняла я.

— Сестра моя Никка, только что была здесь. Зовёт меня к себе в гости. Говорит, чтобы быстрей к ним приходил. Ждут они меня.

— Тебе приснилось всё, — говорю. – Не было тут никого. Да и тетя Нина живёт далеко, в Тверской области. Когда тебе станет лучше, мы обязательно съездим к ней в гости. Она будет рада.

Не знали мы с ним тогда, что 29 апреля его сестра Нина умерла, но родственники даже не известили нас об этом. Телеграмму об этом они прислали только после того, как получили от меня извещение о смерти её брата, моего отца.

Между тем папа всё настаивал на том, что к нему приходила Никка – в чёрном платье с белой повязкой на голове. Он с ней разговаривал, и она сказала ему, что только его с ними и нет, чтобы он быстрее все дела сделал и к ним поспешил.

Когда мама пришла из магазина, я ей обо всём рассказала.

— Умрет, видать скоро, раз галлюцинации начались, — заплакала она.

Но папа в этот день был весел, поел немного, шутил, смешил нас до слёз, рассказывал анекдоты, вспоминал разные весёлые истории, которые произошли с ним.

Вечером, когда я приготовила шприц, чтобы сделать папе укол, он вдруг посмотрел на меня и говорит: — Мама? Никка? Вы как здесь? Затем раздался выдох. И всё!

Время вышло
Потом приехали скорая, милиция, бригада из морга. Уснула я только под утро. Даже не уснула, а впала в какое-то забытьё. И опять в моём сне раздался звонок в дверь. Я открыла, а передо мной стоят всё: бабушка, крёстные, тётя Нина, брат отца Анатолий, который умер в 1968 году, дедушка (он погиб 9 мая 1942 года, а с ними – мой папа. Все они выглядели молодыми: улыбающиеся, весёлые. Дружные.

— Я дала тебе время побыть с отцом – сказала бабушка. – Теперь всё. Его время закончлось. Мы уходим. Прощай. Не переживай, ему с нами будет хорошо.

И они исчезли. А я, открыв глаза, подумала, что, видимо, действительно он им нужен там, раз они так упорно приходили за ним.

Ольга Хохлова.
_________________
Господь Защититель мой кого убоюся!

[Кто здесь]

ВЕРНУВШИСЬ С ТОГО СВЕТА

Опыт, пережитый моим гостем этого – драматичен и одновременно… светел, ибо в корне поменял его жизнь, стремительно несущуюся под откос, повернул ко Христу. Как и почему оказался Василий на том свете, что пережил там, как чувство Христовой любви помогло правильно осмыслить жизнь здесь, – его рассказ.



Священник Георгий Максимов: Здравствуйте! В эфире передача «Мой путь к Богу». Сегодняшний наш гость, скажу сразу, пережил весьма драматичные события в своей жизни, которые и привели его к Богу. В среде людей, далеких от веры, есть такая поговорка: «С того света никто не возвращался». Произносится она с тем подтекстом, что будто бы никто не знает, что нас ждет после смерти. Однако история нашего гостя эту поговорку опровергает. Но прежде чем переходить к разговору о его смерти и возвращении, поговорим немного о предыстории. Василий, не ошибусь ли я, если предположу, что вы выросли, как и многие из нашего поколения, в неверующей среде и с верой были незнакомы?

Василий Лазарев: Да. Родился я и вырос при другой эпохе. А после армии – для меня это было в 1989-м – возникла совершенно другая парадигма. Советский Союз рассыпался. Приходилось как-то добывать себе пропитание. Молодая семья, ребенок родился. После армии я поработал немножко на заводе, а потом попал в охранное агентство – ЧОП. Сейчас это, конечно, немножко другая структура, но тогда это были охранники, а ночью бандиты, которые выколачивали долги. Много плохого я совершил. Много ужасных поступков. Крови нет на моих руках, но всего остального хватает. Поэтому мне до сих пор стыдно, хотя я каялся. Много народу погибло рядом. Некоторых посадили. Но, так как у меня в тот момент родилась дочь, я решил все-таки уйти с этой дорожки. Потихонечку мне удалось без особых потерь уйти в сторону. Я просто переехал на другое место, обрубил все связи полностью. Пытался как-то строить свою жизнь, но денег не было, и я подрабатывал. Где угодно: торговал, таксовал на своей машине. Познакомился с товарищами на рынке. Тогда это называлось «лохотрон». Проработал три года на рынках Москвы и Подмосковья. Там пристрастился к наркотикам.

Отец Георгий: А как это произошло? Вы ведь были уже взрослым человеком и наверняка слышали, что это опасно.

Героин – очень цепкий демон. Он берет человека в свои объятия и уже не выпускает. Достаточно двух раз
Василий Лазарев: Я тогда поругался со своей женой, жил один в коммуналке, там у меня собиралась большая компания наркоманов. Я смотрел на их довольные физиономии, когда они кололись и говорили: «Тебе это не надо». Это больше походило на: «Только не кидай меня в терновый куст». И вот захотелось попробовать. Сначала было страшно. Понюхал – особого эффекта не дало. Потом укололся раз, два, три… И всё. Достаточно, я думаю, двух раз. Героин – очень цепкий демон. Он берет человека в свои объятия и уже не выпускает его. Сколько народу ни лечилось, пыталось как-то уйти, слезть с этой темы – удавалось единицам. Я знаю только одну девочку, которой удалось это, но и то ценой больших усилий, и по женской части у нее фиаско. То есть не родит уже. Ну а остальные умирали. Причем люди испытывали клиническую смерть от передозировки и потом шли за новой дозой.

Помню случай с моим товарищем. Мы сидели на кухне: я, он и его девушка. Укололись – он упал. Стало плохо ему, вызвали «Скорую». Те быстро приехали. Выволокли его на лестничную площадку. Там вскрыли грудину и делали прямой массаж сердца… Это зрелище не для слабонервных, скажу я вам. Откачали. И всё равно это ничего ему не дало, и буквально через два месяца он ушел от нас из-за передоза. Страшные вещи. Я сидел где-то год. Это сравнительно мало. Людей по-разному это добивает. Некоторые 10, 15 лет живут на героине – не знаю, почему так долго. Но обычно наркоман живет 5–6 лет максимум.

Отец Георгий: Ваша собственная смерть тоже произошла из-за передозировки?

Василий Лазарев: Не совсем. Тогда бытовало такое мнение: можно пить водку, и через алкоголь удастся слезть с героина. Но, как оказалось, это не так на самом деле. Были майские праздники, и вот с той целью я пил и пил. Чтобы с героина слезть. Но не помогло. Я не выдержал, и 11 мая мы с друзьями укололись в подъезде. Дело было вечером, после 22 часов. А водка и героин – это смерть сразу. Я не знаю, что там на что влияет, но это сразу практически. И я еще был под парами алкоголя. Помню темноту. Как бы схлопывается сознание. Глаза закрываются, и колокольчики звенят в ушах.

Отец Георгий: То есть у вас наступила клиническая смерть?

Василий Лазарев: Это самый момент смерти. Никакой боли не чувствовал. У меня мягко, спокойно глаза закрылись, и я упал вниз, скатился к мусоропроводу. Там и остался. Помню только, как буквально через мгновение видел – как будто из-под воды и в замедленном движении – как девушка, одна из нас, бежит, стучит по квартирам, чтобы открыли позвонить в «Скорую» – мобильных телефонов тогда еще не было. Товарищ мой, который был рядом, Сергей, пытается делать мне искусственное дыхание. Но, наверное, не очень-то и умел. Дальше помню, что я уже лежу перед подъездом. Приехала «Скорая». Лежит тело. Вижу свое тело со стороны. Что-то они там делают. А мне уже как-то это стало без разницы. Совершенно неинтересно. Начало тянуть как-то вправо и вверх. Всё ускоряясь. И неприятный звук такой, гул. Завертело и понесло вверх по большой такой трубе. Мысль моя при этом не прекращалась ни на секунду.


Отец Георгий: Понимание того, что наступила смерть, не испугало?

Василий Лазарев: А поначалу у меня не было этого понимания. Оно пришло позже. Меня стало всё быстрее и быстрее тянуть. Потом такие полупрозрачные стены, туннель, полет всё ускоряющийся. Вокруг какие-то картины, можно сравнить со звездными снимками телескопа Хаббл. И впереди яркий свет. Ярчайший. Это сродни с аттракционом в аквапарке, когда ты по спирали вниз летишь, спускаешься и падаешь в бассейн с теплой водой. И такой аккорд какой-то неземной музыки, что ли. Вот тогда я посмотрел на себя. Только тогда пришло осознание того, что я умер. Никакого сожаления при этом не было. Я чувствовал радость, покой, наслаждение. Я мог посмотреть, где я. Видел, как лежит мое тело в машине «Скорой помощи». Но мне до него как-то… совершенно безразлично. Без презрения какого-то, без ненависти, просто…

Отец Георгий: Как уже нечто чужое?

Я сразу понял, что это Он. А Он – как отец родной. Со мной так никогда никто не разговаривал
Василий Лазарев: Да. Вот как мимо идешь – лежит камень на улице. Ну, лежит и лежит. После этого меня потянуло вверх, знаете, как будто теплой ладонью вверх стало приподнимать. Я ощущал прямо волны счастья и абсолютнейшего спокойствия. Абсолютной защиты. Всё вокруг пропитано любовью – такой силы, что и непонятно, с чем сравнить. Меня тянуло как будто сквозь какие-то облака. Как самолет взлетает. Всё выше и выше. И передо мной возникла фигура в ослепительном сиянии. Она была в длинном одеянии, в хитоне. Знаете, я ведь до того времени ни разу Библию не открывал и никогда никаких мыслей о Боге, о Христе у меня не было. Но вот тогда я сразу всеми фибрами души понял, что это Он. А Он – как отец родной. Он встретил меня, блудного сына, с любовью, какой не увидишь на Земле. Со мной так никогда никто не разговаривал. Он не укорял, не убеждал, не ругал. Он просто показывал мою жизнь. Мы общались мыслями, и каждое слово Его воспринималось как закон. Без всяких сомнений. Он говорил тихо и ласково, а я всё больше убеждался в том, что был чудовищно неправ не только к себе, но и к родным, да и вообще ко всем. Я плакал, рыдал, сердце мое, разрываясь, очищалось, постепенно мне становилось легче.

Знаете, мне такое сравнение запало в голову: когда горшечник делает какой-то горшок, и вот глиняная заготовка у него упала – и он ее начинает руками выправлять… Точно как горшечник, Он правил мою душу. Она была грязная такая… Так вот, Он прокрутил мою жизнь, как картину, перед моими глазами.

Это известно, что так происходит, я потом читал это у того же Моуди или у других, кто пережил подобное. Здесь ничего нового. Я не придумываю, не вру. Врут, наверное, для достижения какой-то цели. Я же просто хочу рассказать о том, что видел, чтобы люди услышали. Я уже привык к тому, что мне многие не верят и иногда крутят пальцем у виска.

Так вот. Он мог остановить в любом месте жизнь. Это как кинокартина какая-то. Но, что самое интересное, я мог в любом месте зайти посмотреть на себя. Почувствовать ситуацию с точки зрения каждого из окружавших меня людей.

Отец Георгий: Понять, как они это воспринимали?

Василий Лазарев: Да. Как можно ранить словом. Это как… например, пулевое ранение и ножевое, которые у меня были, ни в какое сравнение не идут с тем, как может ранить человек просто одним брошенным словом. И как запоминается это на всю оставшуюся жизнь. К каким последствиям это приведет. Как надо быть осторожным в своих поступках. Многие люди думают, что есть лишь эта жизнь, а потом всё, какое-то темное беспросветное нечто и ничего нет. Нет, друзья мои, всем придется отвечать за сделанное. Абсолютно всем.

Я осознал: мне нужно вернуться назад, в земную жизнь. Промелькнули перед глазами жена, ребенок
Ну так вот, мы с Ним эти картины разбирали. Потом Он меня взял за руку, мы пошли… Я помню, что под ногами была туманная субстанция какая-то, она постоянно переливалась. Ярчайший свет. То есть тени там вообще нет, хотя здесь это трудно себе представить. Я чувствовал себя полупрозрачным. Как в кино «Человек-невидимка», где у него просто границы обозначены. И Он взял меня за руку и повел и просветил меня вот этим ярчайшим светом. Потом опять оказались в том месте, где мы в первый раз встретились. И я не помню, о чем Он спросил, но главное, что я осознал: мне нужно вернуться назад, в земную жизнь. Промелькнули перед глазами жена, ребенок. К слову, к тому времени мы поругались и уже где-то почти год не жили вместе. В общем, я понял, что мне нужно вернуться. Я обещал Ему взяться за ум, исправиться. Глубочайшая печаль возникла во мне, и в то же время мне дали понять, что мы еще встретимся. Этой надеждой, наверное, и живу до сих пор. Честно говоря, мне хочется туда. В любую минуту.


Хотя, конечно, настолько прекрасно было то, что я испытал, настолько плохо может быть тем, кто окажется в аду. Я не был в раю, но, наверное, в каком-то преддверии рая. Не знаю, как сказать… Это чувство, наверное, сильнее всех наркотиков вместе взятых на Земле и умноженных на бесконечность. Взрыв всезнания буквально «сбил» меня с ног, возможно. Истина только краем прошлась по мне, но я ощутил тот бесконечный творческий потенциал, который заложен в нас. Знать всё… это не пересказать никак, просто поверьте на слово: это великолепно, скучать мы там уж точно не будем. Настолько там было прекрасно. Тепло, уютно. Именно с Ним. Я чувствовал, что именно Он отец и есть. Настоящий отец. Не то что земные отцы… С биологическим отцом мне не очень повезло, и с отчимом тоже.

Короче говоря, получилось, что я уже как бы в обратном порядке возвращался. В мае-то поздно солнце заходит… я помню, что еще был закат, и я опускаюсь. Сквозь листву деревьев, сквозь крышу машины и в тело. Мое сознание рывком входит назад. Я делаю глубокий вдох, ребра болят очень сильно. И хватаю за руку фельдшера. У него в ладони часы, ключи, деньги…

Отец Георгий: Ваши?

Василий Лазарев: Да. Всё из моих карманов. Карманы вывернуты. Я ничего не хочу сказать плохого про работников «Скорой помощи». Я сам сын врачей. У меня и сестра работала на «Скорой помощи». Я был трупом. Как выяснилось, 14 минут уже. Они уже, естественно, не предпринимали никаких реанимационных действий, просто везли меня в морг. Ну, а… В общем, я схватил его за руку. Эти глаза надо было видеть. Такого ужаса я не видел еще ни разу.

Отец Георгий: Могу предположить, что в будущем этот человек уже не рисковал обшаривать умерших. (Смеется.)

Василий Лазарев: Да там денег-то было… Помню, я отсчитал ему половину – это как раз была бутылка пива. А на вторую половину купил себе бутылку пива, прямо рядом там сел и сижу себе думаю. На следующий день я проснулся от звонка в дверь. А я еще не понимал практически, что со мной произошло. Осознание происходило постепенно на протяжении нескольких недель. Так вот, я открываю дверь: жена стоит. А мы с ней год не виделись. В общем, мы поговорили где-то с час. Я бросил всё. Всё, что было в той комнате. Закрыл ее, и мы уехали к ней. Больше я туда не возвращался. Обрубил все концы сразу.

Ломка – это страшнейшая боль. Ты не можешь стоять, ты не можешь лежать, ты вообще не можешь найти покой
Но героиновая зависимость никуда не делась. Буквально к концу дня мне стало совсем плохо. И последующие где-то месяца два с половиной у меня была такая диета: бутылка водки, димедрол, тазепам, феназепам – чтобы просто выключиться полностью на время ломки. Моя жена просто святой человек. Она выходила меня. Она шла на работу и покупала мне водку. А я валялся дома. В начале приема тяжелых наркотиков ты не задумываешься, что с тобой будет дальше, тебе хорошо, и пусть весь мир подождет. А когда ты хочешь с этим покончить, обнаруживаешь, что демон не отпускает тебя. У тебя уже нет вен, те, что были, ты давно «сжег». Ты весь гниешь, тебя трясет и ломает в буквальном смысле слова. Ломка – это страшнейшая боль. Не как при порезе или ушибе. Это, скорее, сродни ревматическим болям, когда выворачивает суставы. Но, опять же, многократно умноженная боль. И это внутри тебя. Ты не завяжешь, не приложишь ничего. Тебя начинает выкручивать. Ты не можешь стоять, ты не можешь лежать, ты вообще не можешь найти покой. Плюс всякие кошмары сопровождают все это. Ужаснейшее состояние. А прекратить его очень просто. Надо всего лишь поднять трубку, позвонить, и через полчаса ты уже будешь уколот, и всё нормально. Но я дал слово бросить это.

По собственному желанию преодолеть ломку чрезвычайно сложно, здесь очень важна поддержка близких и, конечно, желание больного. Но самое главное, чтобы в этом деле тебе помог Бог.

Это я сейчас понимаю, что Господь и жену сподобил, чтобы она ухаживала за мной, и дал мне силы. Один бы я не выдержал этого.

Это было страшное лето. Но я оклемался. Потом я бросил пить. Не скажу, что сам бросил. После водки, после этого всего «лечения» я резко пожелтел. Приехала «Скорая» и говорит: «Да, у вас гепатит С. Если будете дальше пить – цирроз, и привет». Стал я пить пиво вместо водки. Стало еще хуже. В общем, дело близилось к концу. Уже не от наркотиков, а от алкоголя. Мы поехали в клинику, где по методу Довженко кодируют. И вот я не пью уже 17 лет. И не тянет. Я смотрю на тех, кто выпивает, и мне становится смешно – это цирк просто. Люди не понимают, что они творят. Я перестал пить, и, естественно, во всех этих пьяных компаниях мне просто скучно.

И прекращение наркотической зависимости, и освобождение от алкогольной зависимости – это все происходило именно после того случая. Какая-то внутренняя директива возникла, что ли.

Я пошел работать. Естественно, изменять жене перестал после того момента сразу. Курить перестал, ругаться матом перестал
Сейчас я понимаю, что это всё связано с Богом. Он ставит на путь истинный. Я пошел работать. Естественно, изменять жене перестал после того момента сразу. Курить перестал, ругаться матом перестал. Это постепенно, шаг за шагом. Во всех моих начинаниях я просил помощи у Бога. Вот так про себя просил, и Он всегда помогал. К слову, через месяц после того, как я пожелтел, я пошел снова кровь сдал на анализы. Диагноз не подтвердился. Я сдавал еще потом несколько раз – гепатита нет. Он просто исчез.

Отец Георгий: При всем этом вы до Церкви не сразу дошли?

Василий Лазарев: Да. Это был долгий путь. Как будто бы сначала нужно было удалить из себя всё ненужное. А Церковь – это уже тюнинг, доведение до совершенства. Избавление от тех зависимостей, которые я выше перечислил, – это, я считаю, была только грубая настройка, теперь мне предстоит тонкая настройка. Тонкая настройка будет продолжаться до последнего вздоха. Она намного важнее и неизмеримо труднее первого этапа. Ведь бросить курить куда как легче, чем бросить завидовать кому-то. Или бросить пить легче, чем перестать ненавидеть кого-то или простить кому-то.

До Церкви я дошел не сразу. А сначала я просто много читал о посмертном опыте людей. Ходил в каких-то дебрях: Блаватская, Рерих… Там искал истину. Но нашел, только когда прочел в Библии: «Бог есть любовь» (1 Ин. 4: . Об этом учит Православие. В других учениях я не нашел этого. И там, в моем посмертном опыте, – Бог есть любовь. Абсолютная любовь. Именно там я понял это. Я был защищен, любим, понимаем. Как сын, который нашел отца. Именно христианство учит, что «тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, Он дал власть быть чадами Божиими» (Ин. 1: 12), «Посему ты уже не раб, но сын; а если сын, то и наследник Божий через Иисуса Христа» (Гал. 4: 7). И руководствуясь этим, я пошел в Церковь, исповедался, причастился. Наверное, в первый раз после крещения. Меня крестили в 1980 году; тогда мы были во Владимире, когда на Олимпиаду всех из Москвы выгнали, и там в церкви меня мать крестила. Хотя она сама коммунистка, отец коммунист. Врачи…

Отец Георгий: Просто в силу традиции, наверное?

После первого причастия я удивился: «Как так может быть? И там – и здесь»
Василий Лазарев: Да. Тогда я не придал этому значения. Я, честно говоря, до 20 лет и не задумывался, что такое Бог – есть Он или нет. Просто живем, и всё. Так вот. После того случая прошло, наверное, лет шесть, прежде чем я пришел в храм… Я стал периодически раз в три недели подходить ко Причастию. Исповедоваться, причащаться. Первый раз, когда я причастился, – это было нечто неземное. Я вообще человек довольно резкий, где-то грубый бываю. Но здесь я просто расслабился, и мне все люди казались такими добрыми ангелами. Это длилось где-то сутки, наверное. И это очень похоже на то ощущение, которое я испытал там. Подобное, родственное чувство. Благодать. Мы же, когда причащаемся Тела и Крови Христовых, становимся сродни Ему. И после первого причастия я удивился: «Как так может быть? И там – и здесь». Ну, сейчас, конечно, не каждый раз такое бывает. А в первый раз это было вообще… меня с ног чуть не сшибло в церкви.

Много вещей интересных я понял, когда осмыслял увиденное там. Те люди, которые попадут в ад, они потом выкидываются во тьму внешнюю. Получается, что человек, который попадает туда после смерти своей, он… Насколько грешна его душа – она сама отдаляется от Бога. Она сама себя осуждает. Чем более ты грешен, тем дальше ты от Света, от Бога. Ты сам не сможешь приблизиться к Нему, облепленный грязью своих мыслей и поступков. Тебя уносит всё дальше и дальше в кромешную тьму, где тебя поджидают все твои страхи. А около Него нет страха, только блаженство. Жизнь всегда обрывается для человека внезапно, и ты предстанешь перед Ним со всем набором своих деяний, а там уже ничего нельзя изменить. И вот тогда ты сам себя осудишь и сам себе не позволишь приблизиться к Свету, ибо тебя будет нестерпимо жечь. Подобное может соприкасаться только с подобным. Это не то, что Страшный суд, как его часто представляют…

Отец Георгий: Ну, собственно говоря, вы до Страшного суда-то еще не дожили. Потому что Страшный суд будет в конце истории, когда произойдет воскресение из мертвых. Души соединятся с телами умерших, и тогда люди уже вместе со своими телами предстанут на Страшный суд. В собственном смысле слова рай и ад уже будут после Страшного суда. А до этого, как говорит святой Марк Эфесский, души попадают в состояние предожидания Страшного суда. И в соответствии с тем, что душа каждого являет собой, либо ожидают будущих мучений и тем мучаются, либо ожидают будущих благ и от того испытывают блаженство.

Василий Лазарев: Видимо, это малый суд был. Собственное осуждение. Я, честно говоря, много повидал, но я даже думать не хочу о том, чтобы прогневить Господа. Хоть как-то. Даже мысли такой нет. Это я раньше безумные поступки совершал. Сейчас, зная всё то, что там может быть… Насколько там может быть хорошо и насколько плохо – я даже подумать об этом не могу. Я не мог прожить раньше без мысли о сигарете или: «Ты сегодня не покурил анаши или не укололся – день прошел зря». А сейчас я бросил всё после того, что я узнал. Я, честно говоря, не трус, но веду себя как паинька. Я не хочу туда. Там страшно.

Отец Георгий: В эту тьму внешнюю?

Василий Лазарев: Да. Тем более что это навечно. Еще я понял такую вещь, что вот у нас как бы два рождения. В первый раз мы рождаемся от своих родителей, а второй – по смерти. И в этой жизни, когда мы здесь находимся, в этом земном мире, мы должны определиться: с кем мы и какие поступки совершаем. Мне чрезвычайно повезло, что мне дали еще один шанс. Бог подарил мне новую жизнь, в которой я смог понять, что такое любовь. Просто вовремя надо одуматься. Как говорил преподобный Серафим Саровский: надо стяжать здесь Духа Святого.

Отец Георгий: Именно здесь, на земле, потому что там уже нет возможности выбора. По поводу рождения мне вспомнились слова преподобного Григория Синаита, который сказал: «Здесь, на земле, человек вынашивает зародыш будущей своей жизни. Или вечных мук, или вечного счастья с Богом». И, собственно говоря, со смертью он рождает для себя ту вечность, которую определил своим направлением воли: к чему его воля оказалась устремлена – к Богу или же ко греху.

Сознание мое не прерывалось ни на секунду. И это подтверждает, что мы не умираем. Это я говорю для атеистов, для тех, кто отвергает Господа Бога
Василий Лазарев: И вот, собственно, что все-таки меня сподвигло рассказать мою историю. Это всё глубоко личное, в принципе… Не каждый согласится рассказать о себе такое. Я хочу засвидетельствовать, что личность неуничтожима. Сознание мое не прерывалось ни на секунду. И это подтверждает, что мы не умираем. Это я говорю для атеистов, для тех, кто отвергает Господа Бога. Потому что если здесь они на что-то надеются, может, на князя мира сего, то там он их не защитит. Там им воздастся по заслугам. Это абсолютно точно.

И надо не только верить, но и совершать добрые поступки. Задумайтесь: для чего вы родились? Неужели самый сложный биологический организм на планете создан всего лишь для пустого времяпровождения? Жизнь наша на Земле – это мгновение, но очень важное: именно здесь мы определяем, приходим ли мы к Нему или нет. Второго такого мгновения не будет, и после смерти уже ничего не исправишь. Старайтесь, пока есть время, не делать зла, просите прощения у тех, кого обидели. Всякое дело делать во Славу Бога.

Напомню две заповеди, которые принес нам Иисус Христос. «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим…» и «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Мк. 12: 30, 31). Если бы все люди выполнили эти две заповеди, то вся планета Земля была бы окутана любовью. И в этом плане Православная Церковь – это флагман. Я считаю, что это единственное верное учение, и именно оно ведет к последующей жизни. А что есть эта жизнь, я убедился на самом деле. Возможно, мой рассказ поможет кому-то задуматься над своими поступками, переосмыслить свое поведение. Многие говорили: «Это у тебя галлюцинации были, воздействие наркотиков, бред какой-то, возникающий, когда там мозжечок засыпает куда-то»…

Отец Георгий: Но то, что ваша жизнь так радикально поменялась, – уже свидетельствует о том, что это не могли быть просто галлюцинации. Потому что галлюцинации каждый наркоман видит регулярно, а его жизнь это не меняет. Жизнь может изменить только реальный опыт. И я думаю, Господь вам, скажем так, авансом показал то, что может быть. Потому что по вашей предыдущей жизни всё вело вас совсем в другое место, в ту самую тьму внешнюю, но Господь по Своей любви авансом показал вам то, что ждет вас, чтобы вы могли правильно распорядиться этим. И, слава Богу, вы действительно правильно распорядились своим вторым шансом.

Спасибо большое вам за ваш рассказ. Храни вас Господь!

С Василием Лазаревым
беседовал священник Георгий Максимов

24 декабря 2015 г.
_________________
Господь Защититель мой кого убоюся!

[Shell-well]

Прекрасный пост. Спасибо огромное.
_________________
Елена, мама Вовчика (20.08.1994 - 15.01.2014)
http://pomnim-skorbim.ru/grave.php?pid=44587